Книга Колдовская душа - Мари-Бернадетт Дюпюи

«Я настою на том, чтобы мы пошли вместе, а там, в присутствии родителей, она и сама сделает вид, будто никакой ссоры не было!»

Пьер не сомневался, что сумеет задобрить свою красавицу-жену. На душе у него стало спокойнее, и он на мгновение закрыл глаза. Но тут Томми залился таким громким и радостным лаем, каким встречал только членов семьи. Минута – и кто-то дважды стукнул в дверь, а потом и вошел.

– Жасент! Пьер! Добрый день! – послышался голос Сидони, сопровождаемый тоненьким детским смехом.

Пьер поспешил навстречу гостьям. Он забыл причесать свои кудри и был одет в толстую шерстяную кофту, потертую на локтях, и бархатные брюки; на ногах у него были домашние мягкие туфли. Взглянув на него, свояченица, уделявшая много внимания собственным нарядам, поджала губки.

– Не помешала? – спросила она. – А где Жасент?

– У Матильды.

– В твой выходной?

– Слишком долго объяснять. Ей нужно навестить пациента, брата Матильды. Здравствуй, Анатали!

Девочка вертелась на месте, заливаясь громким смехом, в то время как щенок, тявкая, прыгал вокруг нее. Она была в теплом пальтишке с капюшоном, и ее щечки порозовели от холода.

– Здравствуй, дядя Пьер!

Сидони сняла свою куртку на меховой подкладке и фетровую шляпку и с любопытством покосилась на заварочный чайник, стоящий на столе.

– Пить хочется… Угостишь меня чаем?

– Конечно! Располагайтесь, будьте как дома! Если нам повезет, скоро придет Жасент. Надеюсь, на ферме всё благополучно?

– Да, вполне. День сегодня солнечный, и Анатали захотелось прогуляться. Ее ничем не испугаешь – ни снегом, ни холодом!

– Там, где она росла, ее не баловали, – заметил Пьер. – Видела бы ты, в чем она, бедняжка, была одета в тот холодный вечер на мельнице!

Девочка слушала разговор взрослых, гладя щенка. Ей тоже запомнился тот вечер, когда случилось нечто невероятное. Посреди заснеженной улицы, залитой лунным светом, появилась красивая дама, и сразу всё изменилось. Дама сказала мельнику местечка Сент-Жан-д’Арк, что хочет забрать Анатали с собой. Девочка была еще слишком мала, чтобы запомнить подробности, но та сцена запечатлелась в ее памяти, и она знала, что не забудет ее, пока жива.

– Мне у них было плохо, – тихонько проговорила малышка, подходя к Пьеру. – Там, на мельнице!

– В той семье, которая тебя приютила, – уточнила Сидони сочувственным тоном. – Они хорошо тебя воспитывали, Анатали. Ты выросла большая, крепенькая и очень даже не глупая.

– Мсье кюре был добрый, – продолжала рассказывать девочка. – А на мельнице меня обижали. Сильвестр говорил плохо про маму!

Последнее слово, произнесенное с особой, жалобной интонацией, пронзило умы и сердца взрослых. Ни Сидони, ни Пьер не проронили ни слова, ожидая новых откровений.

– Он говорил, что никто за мной не придет – никогда, и они тоже не могут меня оставить, раз им за это не платят.

Умолкнув, Анатали обняла щенка и прижала его к груди. Растроганная Сидони наклонилась, чтобы поцеловать племянницу в лоб.

– Все это в прошлом! Теперь ты живешь с нами и мы все очень счастливы. У тебя есть семья и родной дом. Бедная крошка! В день моей свадьбы, в начале лета, ты будешь подружкой невесты!

По лицу девочки было ясно, что она озадачена, даже если предложение и показалось ей очень заманчивым.

– Это означает, что я сошью тебе красивое платье с кружевами и бусинками, а в волосы вплету ленточки. В церкви ты будешь нести мою фату… Если, конечно, у меня будет фата. Будет играть музыка, всюду – белые цветы, и много-много гостей!

Пьер улыбнулся. Свояченица вслух мечтала о своем венчании; ей, конечно же, хотелось, чтобы оно было идеальным.

– Может, стоит позвать кого-нибудь из мальчишек Артемизы – в пару к Анатали? Такая юная подружка невесты, и вдруг – одна, без сопровождения? Это будет выглядеть не очень шикарно.

– Может, Матиаса? Ему пять лет! – воскликнула обрадованная Сидони. – Жаль только, что сыновья нашей соседки такие непоседы.

И она со вздохом присела за стол. Пьер налил ей теплого чаю, и она выпила его залпом.

– Нам еще нужно зайти к дедушке, – сказала Сидони. – Он обрадуется, когда увидит Анатали.

– А потом, тетя Сидони, мы пойдем домой. Ты обещала одеть мою куклу, – напомнила девочка.

– Я об этом не забыла. Но ведь ты, плутовка, сама попросилась гулять, в то время как я подыскивала симпатичную ткань у себя в мастерской!

– Но я же думала, что мы пойдем к Жасент!

– С тетей Жасент вы увидитесь в обед. Мы с ней зайдем на ферму, – пообещал Пьер.

– Ой, как хорошо!

* * *

Попрощавшись с Матильдой, Жасент отправилась прямиком на кладбище. Как ни спешила она помириться с мужем, что-то подсказывало ей, что собраться с мыслями ей будет легче у могилы сестры. Придя на место, Жасент задумчивым взглядом окинула скромный деревянный крест, полузанесенный снегом, которого выпало немало. Он скрыл от глаз и табличку с именем.

Эмма Мари Жюлианна Клутье

1909–1928

Альберта хотела установить на могиле маленький памятник с фотографией младшей дочери, но на данный момент семья не могла позволить себе таких расходов. Разрушительное наводнение, случившееся незадолго до гибели Эммы, для некоторых земледельцев региона имело катастрофические последствия. Шамплен Клутье оказался в их числе. Последние полгода он работал на сыроварне «Перрон» – заводике, которым в Сен-Приме все очень гордились, ведь там производились качественное сливочное масло и сыр чеддер, который продавали по всему Квебеку и даже экспортировали в Англию. Там же работал и Пьер. Его взяли на место уехавшего шурина, Лорика.

«Эмма, надеюсь, ты довольна! Я сумела разыскать твою дочь, и она вырастет у нас дома, на ферме. И будет ходить в монастырскую школу, как мы с тобой и Сидо. Анатали – чудесная девочка, умненькая и отважная. Я люблю ее всей душой, как любила тебя, – мысленно говорила Жасент умершей, находя слова в глубине своего сердца. – Но как же я жалею, что ты не поделилась с нами своей болью! Господи, если бы только мы могли узнать всю правду! Сестричка, что с тобой произошло? Ты играла с огнем в компании сверстника и вы не подумали о последствиях? Или ты стала жертвой взрослого мужчины, а потом убежала, скрыла ото всех свой стыд, и тебе было одиноко, очень одиноко?»

Слезы навернулись Жасент на глаза, когда она представила Эмму, спрятавшуюся от всех в жалкой комнатушке пансионата в Перибонке, принадлежавшего женщине-метиске. Как для нее, будущей матери, которой было всего пятнадцать лет, бесконечно долго тянулись зимние дни, монотонные, наполненные беспросветной тоской!

– На твою долю выпало много страданий, Эмма, но я обещаю тебе: Анатали вырастет счастливой и мы привьем ей моральные ценности, как и тебе в свое время – хотя это, увы, не помогло…