Книга Колдовская душа - Мари-Бернадетт Дюпюи

– Если так, то что означает эта твоя фраза – «ты открыла дорогу своей сестре»?

– Это образное выражение. В жилах вашей Анатали течет кровь Клутье, а именно – Эммы, ее матери. Между девочкой и той, что произвела ее на свет, существует связь. Быть может, малышка призывает ее к себе, мешая взлететь, подняться к свету. Неудивительно, что тебе мерещатся мрачные картины, особенно когда ты – в объятиях мужа. Именно в момент вашей близости…

Матильда допила свой кофе. Взгляд ее черных глаз, казалось, был устремлен в невидимую точку в пространстве, у Жасент над головой. Толстая коса знахарки была уложена в виде короны, что придавало той поразительную величавость. Тронутое загаром лицо, исполненное загадочности и высокомерия, наводило на мысль об античной богине, которая неподвластна времени и спустилась на землю, чтобы присматривать за несчастным человечеством.

– В жилах Анатали течет также кровь ее отца, Матильда, – произнесла Жасент. – Вспомни, сколько усилий мы потратили, чтобы узнать, кто это был. И все напрасно! А может, твои карты или потусторонние наставники подсказали тебе ответ?

– Нет, – отрезала старшая подруга. – Этого я так и не узнала.

– Иногда я склоняюсь к мысли, что Эмму изнасиловали. Ей было всего пятнадцать с половиной лет, когда она зачала ребенка. У нее не хватило бы сил защититься от вожделения мужчины – какого-нибудь грубияна или пьяницы. И Анатали, так же как и я, стала плодом отвратительного нападения.

Жасент лишь в прошлом году узнала горькую тайну своего рождения. Шамплен, влюбившись до безумия в Альберту Лавиоллет, которая не обращала на него внимания, однажды после танцевального вечера изнасиловал ее. Опомнившись, он поспешил отвести девушку под венец, дабы загладить свою вину. Вскоре молодая супруга, ставшая таковой поневоле, произвела на свет первенца, зачатого в стыде – дочь, с которой всегда была очень строга. Избыток своей нежности и любви Альберта изливала на средних детей, близнецов Сидони и Лорика, а самую младшую дочь, Эмму, просто боготворила.

– Что ж, моя крошка, давно пора было вынуть эту занозу из твоей плоти, из твоего сердца. Я была тогда поражена – ты совсем не удивилась, когда обо всем узнала.

– Тяжелое было время… За несколько дней до этого погибла Эмма, а потом я прочла ее дневник. Словно не моя сестра писала эти слова, а какая-то незнакомка – высокомерная, насмешливая, эгоистичная. Что же касается меня… Мне это показалось не важным – в насилии меня зачали или в нежности. Если бы среди всех этих трагедий мы с Пьером не помирились, я, возможно, тоже решилась бы со всем этим покончить…

Матильда возмущенно стукнула кулаком по столу. Жасент вздрогнула от неожиданности.

– Покончить с собой – в твои-то годы? Господь всемогущий, как такая глупость только в голову может прийти?! Разве мало на свете страдальцев и страдалиц, которые погибают молодыми, хоть и надеялись прожить долгую жизнь? Женщины умирают, рожая детей, солдаты – на войне, кто-то становится жертвой несчастного случая. Родители, сестра с братом, Пьер… я – неужели ты бы бессовестно всех нас бросила?

– Не могу сказать с уверенностью. У меня было стойкое отвращение к жизни, однако сомневаюсь, что я смогла бы сделать последний шаг… Но давай поговорим о другом! Почему уехал твой брат? И Жозюэ? Он собирался сегодня отдохнуть и пообедать в полдень в Grand Café! Почему ты никогда не рассказывала мне о том, что у тебя есть брат?

– Святые небеса, сколько вопросов! Братьев у меня было трое, но в живых остался один Фильбер. Я была самой младшей в семье, единственная девочка… Но мне не хочется об этом рассказывать. Может, в другой раз.

– Значит, твоя настоящая фамилия – Уэлле, а фамилия твоего мужа была Лалиберте?

– Это фамилия моего первого мужа, а не того, с кем я приехала в эту деревню, – пробормотала знахарка. – Леона Лалиберте не стало через две недели после нашей с ним свадьбы. Только две недели счастья было у меня в этом мире! У меня внутри до сих пор все сжимается, когда я вспоминаю о прошлом… Я научилась не оглядываться, моя крошка. И мой тебе совет: радуйся настоящему, пользуйся каждым мгновением, ведь ты не знаешь, что случится завтра!

Взволнованная Жасент схватила Матильду за руку и сжала ее.

– Думаю, ты права. Я сделаю, как ты говоришь, а для этого мне нужно поскорее вернуться домой. Но один вопрос остается нерешенным: твой брат должен в течение ближайших десяти дней получить второй укол. Где нам его искать? Не думаю, что доктор Сент-Арно поедет через заснеженные леса к пациенту, который ему не заплатил. Я – другое дело, я отправлюсь куда угодно, если понадобится.

– О! Об этом не беспокойся! Одноглазый наверняка слышал ваш вчерашний разговор о втором уколе. Он сам привезет Фильбера в Сен-Прим или же снова приедет и похитит тебя, как вчера.

– Похитит? – повторила молодая женщина. – Что ж, примерно так все и было. Жозюэ обманул меня, когда я спросила, куда мы едем, и не сказал, насколько это далеко. Мне чудом удалось уговорить его вернуться в тот же вечер… Матильда, еще один вопрос, и я оставлю тебя в покое. Поначалу твой брат отказывался от моих услуг, даже слышать не хотел о больнице, но попросил, чтобы мы отвезли его к тебе, чтобы ты сама его полечила. Он ни словом не намекнул на то, что вы в ссоре.

– Ему обижаться не на что, а мне – наоборот, такое не забывается. А теперь собирайся! Мне тоже пора – нужно убрать в доме священника и приготовить ему еду.

– Тогда выйдем вместе, – ответила Жасент, вставая.

Она оделась без особой спешки, предвкушая ледяной холод, который было не под силу смягчить бледному зимнему солнцу. Из тех же соображений Матильда выбрала плотную шерстяную накидку.

– Я помолюсь за душу Эммы, – сказала она молодой подруге, когда они вышли на крыльцо. – Чувствую, что она еще не обрела вечного покоя.

– Почему? Мы забрали Анатали к себе, и теперь девочка живет там, где и должна – со своей семьей, в доме дедушки и бабушки. Теодор Мюррей покончил с собой. Что еще может тревожить Эмму в загробном мире?

– Об этом я знаю не больше тебя, подружка!

В глубине души Жасент была убеждена (и это случалось не впервые!), что Матильда говорит неправду. Однако это не помешало молодой женщине поцеловать подругу в щеку – проявление нежности, от которого она воздерживалась на протяжении многих недель.

– До встречи, моя крошка. Мы помирились, и так намного лучше. Помирись и со своим красавцем-мужем!

– Попробую…

В доме на улице Лаберж, в тот же день, в тот же час

Пьер присел на диван в просторной комнате, служившей одновременно кухней и гостиной – новшество, которое вызвало насмешки со стороны Сидони и Фердинанда Лавиолетта. Щенок пристроился у ног хозяина, а тот погрузился в мрачные мысли. Как бы то ни было, план примирения был им уже составлен: как только Жасент пройдет мимо их дома, направляясь к деду, он тут же оденется и будет ждать ее возвращения, чтобы вместе с ней отправиться на ферму семьи Клутье.