Книга Где нет зимы - Дина Сабитова

— Ну как… — неопределенно помахал я рукой в воздухе. — Обыкновенно, как все.

— Слушай, а ты никуда не торопишься?

— А что? — обрадовался я.

Погулять с Кирой было бы очень здорово. Конечно, это мне полагалось бы ее пригласить, но Кира меня опередила:

— Пойдем в кино — в кинотеатре через полчаса сеанс?

Я сдуру чуть не сказал «пойдем». Так обрадовался, что на миг забыл главное — свои сорок пять рублей в кармане. Какое уж тут кино!

— А что за фильм? — спросил я, стараясь, чтобы это прозвучало небрежно.

— Фантастика какая-то.

— Нет, фантастику я что-то не очень, — я даже головой помотал для убедительности.

— Ну и ладно, — легко согласилась Кира. — Пойдем тогда просто кофе попьем?

Я снова запаниковал. Но вовремя глянул за стекло: дождь как раз кончился, и все, кто прятался в холле торгового центра от дождя, начали расходиться.

— А давай лучше купим мороженое и погуляем? Вон дождь кончился… Чего тут сидеть-то? — предложил я и подумал:

«Хоть бы согласилась. На мороженое у меня денег хватит!»

И она согласилась!

Это было последнее хорошее, что случилось тогда.

Я потратил последние сорок пять рублей на мороженое для Киры, мы побродили по парку. Даже и не помню, о чем мы разговаривали. Потом Кира заторопилась домой. Я тоже глянул на часы и понял, что мне через полчаса забирать из школы Гуль.

Утром-то я поел хлеба с солью и запил его сладким чаем, а теперь был уже пятый час, и есть хотелось ужасно.

Только денег ни копейки не осталось.

И тогда я вернулся в торговый центр и пошел вниз, в супермаркет.

В макаронах слишком много воздуха. Из горсти каких-нибудь рожков ничего не сваришь. А вот рис — другое дело.

Я двигался как во сне. Охранник посмотрел па меня подозрительно, а может быть, мне показалось. Но я поскорее взял тележку, положил в нее буханку хлеба, молоко и пошел к полкам с крупами. Мальчик у полки с гречкой и рисом не вызывает ни у кого интереса. Никто не подумает, что человек собирается воровать рис.

А ведь именно это я и хотел сделать.

Когда я, покрутив для отвода глаз пару разных пакетиков в руках, надорвал ногтем один из них и запустил руку в отверстие, сердце у меня застучало где-то в горле.

Я насыпал рис в оба кармана. Не много — чтоб карманы не оттопыривались. Но и не мало — чтоб хватило на кашу.

А у кассы улыбнулся девушке:

— Простите, я, оказывается, кошелек забыл. Можно тележка тут постоит, пока я сбегаю домой за деньгами?

И она мне тоже улыбнулась.

Я — на вид спокойнее некуда — вышел из магазина. Ужин у нас с Гуль сегодня был.

Денег не было.

Но я шел в сторону школы и старался не думать про деньги. Потому что как только я думал, что денег у нас теперь нет совсем и что я первый раз в жизни украл, мне становилось холодно.

Вся малышня носилась по двору, а пожилая учительница ашек сидела на лавочке и читала книжку.

Я поискал Гуль глазами. Не нашел. Учительница подняла голову, увидела меня и встрепенулась:

— Павел! Ты за сестренкой пришел?

Я каждый день в это время прихожу за сестрой, что за идиотский вопрос? Я был мрачный, голодный, без денег, я не знаю, чем завтра кормить Гуль, и мне ужасно захотелось нахамить.

— Ты… тебе… Павлик, тебе надо к директору зайти. Тебя искали…

И я сразу подумал: с Гуль случилось что-то плохое. Заболела, сломала ногу, упала, ударилась головой, увезли в больницу…

Гуль действительно увезли. Но не в больницу.

В кабинете директора меня посадили на диван, налили чаю, сунули в руки какое-то засохшее печенье, и Иван Алексеевич начал объяснять мне ситуацию. Там было все: от «ты же мужчина, глава семьи, пусть маленькой, но семьи» до «в приюте будет хорошо, а потом и мама найдется».

Я ничего не слушал. Во-первых, печенье оказалось очень вкусное, но мне дали только одно, а я хотел есть. Во-вторых, я опасался, что высыплется из кармана рис. А в-третьих, мама, конечно, найдется, о чем тут говорить.

Гуль

Никогда в жизни не видела девочек, остриженных наголо.

— Ты девочка или мальчик? — спросил Паша, когда ее увидел.

— Щас как дам, — пообещала ему стриженая.

Мы все сидим за одним столом. Столовая большая, а нас почему-то мало, всего десять человек. Четыре совсем больших девочки, какие-то маленькие мальчики, Пата, я и эта стриженая.

Она появилась утром, сразу пришла на завтрак.

Нас кормят гречневой кашей, сосиской и какао с молоком.

Каша недосоленная, так что я ем сосиску и пью какао. А стриженая съедает все и закусывает двумя ломтями хлеба, посыпав их крупной солью.

До сих пор вторая кровать в моей комнате была пустая. Я спала одна, большие девочки живут где-то в других комнатах и, кажется, в основном строят глазки Паше, а на меня вообще ноль внимания.

Я не хотела никому говорить, что мне страшно спать одной, просто попросила, чтобы пас с Пашей поселили вместе.

Но воспитательница сказала, что так нельзя. Весь день вместе можно, а жить девочки и мальчики должны в разных комнатах.

Я не знаю, как зовут воспитательницу. На самом деле их тут не одна и они все разные. Молодые и старые. Но я специально не смотрю ни на кого и не хочу запоминать, как кого зовут.

Мы же тут ненадолго, зачем привыкать?

Мама скоро найдется и нас заберет.

После завтрака стриженая девочка идет со мной в комнату, забирается на пустую кровать и начинает прыгать на ней как на батуте. Кровать скрипит и шатается, а стриженая болтает без умолку.

— Меня Юшка зовут! Ну, Юля, поняла? А лучше Юшка, ага? Ты тут давно? Я тебя не видела раньше! А я тут третий раз, поняла? Тут ничего, воспиталки нормальные. Только нету сейчас никого. Народу, говорю, знакомого нету. Наши все, ну, кто тут бывает, — все при делах, ну что. Лето же, вот так. В тот раз мы тут, в этой комнате, с Ленкой жили. Ленку знаешь? Ленку-ворону? Ну да, я поняла. Ты никого не знаешь, ты ж новенькая!

Она смешно говорит. Неправильно. Надо говорить поняла, а Юшка говорит поняла.

Можно ее поправить. А еще можно спросить, почему Ленка — ворона: у нее это прозвище или фамилия? Если прозвище, то, наверное, эта Ленка черненькая и с длинным носом. Но я молчу. Просто сижу и смотрю на Юшку. Я же тут ненадолго, зачем мне знать про эту Лепку. Я и не увижу ее никогда.

Юшке и не надо, чтобы я говорила. Она продолжает трещать.

— Думаешь, при чем тут лето, да? Так тепло же! Бегунов вообще не ловят. На них летом никто даже внимания не обращает. Из людей никто. Ну, из народа, который по улицам ходит. Вот зимой, там, конечно, не побегаешь, сразу кто-нибудь жалостливый найдется, остановит, спросит, что ты тут одна делаешь, а может, ты бродяга или вообще бомж… Да и хорошо, холодно же зимой-то!