Книга Погоня [= Чейз ] - Дин Кунц

Миссис Филдинг искоса наблюдала за визитерами из гостиной, старательно притворяясь, будто увлечена телевизионной программой, но сдержала любопытство и не вышла посмотреть, что происходит. Чейз проводил обоих мужчин наверх, прежде чем она поняла, кто они такие.

— Уютная у вас комнатка, — сказал Уоллес.

— Меня устраивает, — ответил Чейз. Глаза Таппингера бегали по комнате, отметив неубранную постель, пару грязных стаканов из-под виски на буфете, полупустую бутылку. Не сказав ни слова, он открыл свой чемодан, полный телефонного оборудования, и начал осматривать провода, которые выходили из стены рядом с подоконником.

Пока Таппингер работал, Уоллес допрашивал Чейза:

— Каким он показался вам по телефону?

— Трудно сказать.

— Старый? Молодой?

— Средних лет.

— Говорит с акцентом?

— Нет.

— Дефекты речи есть?

— Нет, — ответил Чейз. — Сначала, правда, он хрипел — вероятно оттого, что я придушил его. Уоллес спросил:

— Вы помните содержание каждого телефонного разговора?

— Приблизительно.

— Перескажите. — Он плюхнулся в единственное кресло, стоявшее в комнате, и скрестил ноги, вытянув их перед собой. Похоже было, что он засыпает, на самом же деле он просто экономил энергию, воспользовавшись возможностью передохнуть несколько минут.

Чейз постарался как можно подробнее передать странные разговоры с Судьей, потом, по мере того как Уоллес задавал ему наводящие вопросы, вспомнил еще несколько фактов, о которых сначала забыл.

— Похоже, религиозный маньяк, — сделал вывод Уоллес. — Свидетельством тому все эти измышления о прелюбодеянии, грехе и приговорах.

— Может быть, — сказал Чейз. — Но я не стал бы искать его на сектантских собраниях. По-моему, это скорее моральное оправдание убийства, чем глубокое убеждение.

— Возможно, — согласился Уоллес. — Такие субъекты нам часто попадаются, чаще, чем другие разновидности сумасшедших.

Через пять минут, когда Уоллес и Чейз окончили беседу, у Таппингера все уже было готово. Он объяснил Чейзу, как действуют подслушивающее и записывающее устройства, а потом рассказал о сети слежения, которой воспользуется телефонная компания, чтобы засечь и отыскать Судью, когда он позвонит.

— Что ж, — обрадовался Уоллес, — сегодня я приду домой вовремя. — От одной мысли о предстоящих восьми часах сна его веки стали слипаться, а глаза еще больше покраснели.

— Еще один вопрос, — сказал Чейз.

— Что такое?

— Если удастся задержать этого типа, обязательно ли сообщать прессе о моем участии?

— А почему вас это так волнует? — спросил Уоллес.

— Просто я устал быть знаменитостью, надоело, что люди докучают мне днем и ночью.

— Если мы его поймаем, — сказал Уоллес, — все станет известно на суде.

— Но не раньше?

— Думаю, что нет.

— Я буду благодарен. Однако, так или иначе, мне придется появиться на суде, да?

— Вероятно, да.

— Во всяком случае, если пресса ничего не узнает раньше времени, шумих хотя бы будет вдвое меньше.

— Вы действительно скромный человек, верно? — сказал Уоллес.

Прежде чем Чейз успел ответить, детектив улыбнулся, хлопнул его по плечу и ушел.

— Хотите выпить? — спросил Чейз Таппингера.

— На службе не пью.

— А бы не возражаете, если я...

— Нет. Валяйте.

Чейз заметил, что Таппингер с интересом наблюдает, как он достает кубики льда и наливает себе большую порцию виски. Однако не такую большую, как обычно. Он решил при полицейском несколько умерить свою жажду.

Когда Чейз уселся на кровать, Таппингер сказал:

— Я читал о ваших подвигах там.

— Да?

— Это настоящий героизм.

— Ничего подобного.

— Я говорю правду, — настаивал Таппингер. Он сидел в кресле, которое пододвинул поближе к своим приборам. — Думаю, мало кто может понять, как тяжело вам пришлось там.

Чейз кивнул.

— Я полагаю, что медали не так уж важны для вас. То есть на фоне того, что вы пережили, чтобы получить их, они как бы теряют вес.

Чейз поднял взгляд от стакана, удивляясь его проницательности.

— Вы правы, — согласился он. — Они вообще ничего для меня не значат. Таппингер продолжал:

— Как, должно быть, трудно возвратиться из этого ада к нормальной жизни. Воспоминания не изглаживаются так быстро.

Чейз открыл было рот, чтобы ответить, но тут увидел, что Таппингер многозначительно смотрит на стакан виски у него в руке, — и промолчал. Ненавидя сейчас Таппингера не меньше, чем Судью, он поднял стакан к губам, сделал очень большой глоток и с вызовом сказал:

— Выпью-ка я еще. Вы уверены, что не хотите?

— Абсолютно, — ответил Таппингер. Как только Чейз уселся на кровать с новым стаканом виски, Таппингер предупредил его, чтобы не подходил к телефону, не дождавшись, пока начнет крутиться пленка, и удалился в ванную минут на десять.

Когда он вернулся, Чейз спросил:

— Сколько времени нужно не ложиться и ждать?

— Он когда-нибудь звонил так поздно — кроме того первого вечера?

— Нет, — ответил Чейз.

— Тогда я засыпаю, — сказал Таппингер, плюхаясь в кресло. — Спокойной ночи.

* * *

Утром Чейза разбудил шепот мертвецов, но это оказался всего лишь шум воды в ванной. Таппингер проснулся первым и теперь брился. Через несколько минут он открыл дверь и вышел со свежим лицом, кивнув Чейзу:

— Искренне ваш! — Казалось, ночь, проведенная в кресле, придала ему энергии.

Чейз умывался и брился медленно — чем больше времени он проведет в ванной, тем меньше придется разговаривать с полицейским. Когда он наконец закончил утренний туалет, часы показывали девять сорок пять. Судья пока не звонил.

— Что у вас на завтрак? — спросил Таппингер.

— Ничего нет, — ответил Чейз.

— Ну, должна же у вас быть хоть какая-то еда. Не обязательно что-нибудь горячее, мне все равно, что есть утром.

Чейз открыл холодильник, вытащил пакет яблок и сказал:

— Только это.

Таппингер недоуменно посмотрел на яблоки, на пустой холодильник. Затем его взгляд метнулся к бутылке виски на буфете. Он ничего не сказал — слова были излишни. Но если бы он высказал то, что думал, Чейз вряд ли сдержал бы желание врезать ему как следует.