Книга Тактика победы - Михаил Кутузов

Этот факт, между многими другими, относящимися к кампаниям 1812-го, 13-го и 14-го годов, сообщил я Данилевскому; в архиве Генерального штаба он мог найти и диспозиции Бертье. Но он заблагорассудил скрыть этот случай, который, между прочим, в том отношении поучителен, что для главнокомандующего опасно скрывать о распоряжениях своих от начальника Главного штаба. Кутузов, как генерал старой школы, не довольно изучил так называемую у нас желтую книжку, содержавшую учреждение действующей армии.

После Багратиона, смертельно раненого при начале Бородинского сражения, принял команду на левом фланге генерал Дохтуров, который тотчас прислал просить подкрепления. Кутузов отказал ему и велел держаться. Вскоре после того он обратился к находившемуся при главной квартире герцогу Александру Виртембергскому и приказал ему принять командование левым флангом.

Едва герцог туда прибыл, как прислал адъютанта требовать также подкрепления. Тогда Кутузов велел ему сдать команду опять Дохтурову под тем предлогом, что герцог нужен ему, Кутузову, для личных советов. Вместе с тем, однако, Кутузов приказал Толю отправиться на левый фланг, сказав ему: «Карл, как ты скажешь, так я сделаю».

Толь, обратившись к группе квартирмейстерских офицеров, сказал мне: «Щербинин, поезжайте со мной». Заметить должно, что как в Бородинской позиции армия князя Багратиона вошла в состав общий, то звание генерал-квартирмейстера при Кутузове принял, по старшинству чина, генерал Вистицкий, находившийся в том звании во 2-й армии.

Но моральное влияние полковника Толя на офицеров было таково, что все мы по-прежнему толпились около него, а Вистицкий, высокий, худощавый старик, разъезжал один, как командор в Дон-Жуане. Наконец он мне с досадой приказал оставаться близ него. Сначала я это и выполнил, но когда он въехал в толпу, окружавшую Кутузова, то я этим воспользовался и, отстав от него, присоединился к товарищам моим. Но когда Кутузов послал Толя на левый фланг, чтобы разрешить критический момент сражения, то Вистицкий исчез из главной квартиры, как тень.

Карл Федорович, едва приехав на левый фланг, убедился в необходимости подкрепления. Ядра сыпались на село Семеновское, деревья падали, и избы разрушались, как декорации театральные; воздух выл непрерывно, и земля дрожала. Мы подъехали к дивизионному командиру Александру Алексеевичу Тучкову. Он тут же пал от ядра. За исключением арьергардной неважной перестрелки под Витебском, это было первое сражение, в котором я участвовал.

Я полагал, что и во всяком генеральном деле бывает столь жарко, как мы тут нашли. Но как впоследствии я прошел весь ряд генеральных сражений 1812-го, 13-го и 14-го годов и участвовал в некоторых и отдельных делах, находясь при Толе, Коновницыне и Милорадовиче, то я могу определенно сказать, что все те сражения содержатся к Бородинскому, как маневры к войне.

Карл Федорович, оставшись на этом пиру, велел мне спешить к Светлейшему и доложить, что подкрепление необходимо. Подскакав к холму, на котором была деревня Горки, разобранная вся на дрова для биваков, я увидел Кутузова, который, спустясь с холма один – следовательно, запретив свите своей следовать за ним, – ехал мне навстречу шагом на широкогрудом, длиннохвостом белом коне своем. Кутузов, как обыкновенно, был в сюртуке без эполет, в белой с красной выпушкой фуражке без козырька; шарф и нагайка накинуты на плечо. Хотя при одном глазе, он заметил, кто из офицеров поехал с Толем, и хотел ожидаемую невыгодную весть узнать без свидетелей. Выслушав меня, он сказал: «Поезжай же ко 2-му корпусу и веди его на левый фланг».

Но уже на пути к правому флангу, на конечности которого находился этот корпус, я встретил его. Кутузов уже прежде дал ему приказание сняться с места и направиться к Горкам, то есть к центру позиции. Исполнив повеление Кутузова, я возвратился к нему, где я нашел и Карла Федоровича.

В 10-м часу, когда огонь при совершенной темноте стал умолкать, Кутузов возвратился в прежнюю главную квартиру свою, двор Татаринов, верстах в 5-ти за позицией. Он собрал генералов, чтобы решить, удержать ли на другое утро поле сражения или отступить, а между тем велел Толю обозреть, в каком положении находится левый фланг.

Карл Федорович велел мне следовать за ним. Следуя в темноте по линии войск, расположившихся уже на биваках, но еще без огней, мы слышали падавшие вдали весьма изредка отдельные пушечные выстрелы. Приехав на левый фланг, Карл Федорович узнал, что старая Московская дорога ведет лесами, прямее почтовой, на коммуникации армии. Оттуда только слышались упомянутые выстрелы. Это обстоятельство было решительное.

В 11 часов вечера генералы разъехались к своим местам, получив приказание Кутузова к отступлению. Карл Федорович послал меня в то же время к арьергардному кавалерийскому отряду под командой генерал-адъютанта Корфа, чтобы вести его на другое утро к Можайску.

Я нашел Корфа ночью впереди и несколько правее бывшого центра позиции. Обер-квартирмейстером находился при нем капитан Шуберт, нынешний полный генерал. Мы ожидали, что при первом мерцании дня неприятель нас задавит. Сколь велико было удивление наше, когда, по восходе солнца, при совершенно ясном небе мы не могли открыть неприятеля, сколько глаз видеть мог в отдаленность. 130 или, может быть, и 150 тысяч отошли ночью незаметно, как кошка.

Арьергард дал время всем войскам сняться с лагеря и уже после полудня последовал за ними к Можайску, не видав ни души неприятельской. Справедливо донес Кутузов в момент окончания сражения, что оно выиграно нами. Впоследствии сделалось известно, что Наполеон потерял в нем почти всю кавалерию, отчего и не решался атаковать лагерь Тарутинский. Под Бородиным виноват Платов, ничего не делав во весь день. Казаки его и ночь всю проспали, не заметив отступления ведетов неприятельских.

После Бородина большой арьергард армии вверен был Милорадовичу. Августа 28-го прислал он в главную квартиру просить квартирмейстерского офицера. Из состоящих при нем один был ранен, а подполковник Чуйкевич занемог. Карл Федорович откомандировал меня в арьергард, где и находился безотлучно при Милорадовиче.

Несколько раз в день должно было доносить главнокомандующему о положении арьергарда. Рапорты Милорадовича писались мной под выстрелами, иногда по его диктовке. Арьергард пользовался малейшими выгодами местоположения, чтобы останавливать превосходные силы неприятеля на каждом шагу.

Донская конная артиллерия под командованием майора Суворова производила чудеса. Но подходившие от летучих отрядов на обоих флангах донесения Милорадовичу, что их оттесняют беспрерывно огромные колонны неприятельские, коих головы обходили наш арьергард концентрическим направлением к Москве, побуждали Милорадовича к отступлению.

1-го числа сентября получает он отношение Ермолова, в котором, по приказанию Кутузова, извещается Милорадович о намерении сдать Москву и что Милорадовичу представляется «почтить древнюю столицу видом сражения под стенами ее». Это выражение взорвало Милорадовича.