Книга Сказание о Старом Урале - Павел Северный

– А он сердечный приятель мой, Василий Никитич! Жаль мне его. Все неприятности разом на одну старческую голову.

– Что хотите сказать этим?

– Давно ли из столицы?

– Больше двух месяцев.

– Тогда неведение ваше объяснимо.

– Извольте высказаться определеннее. Какое неведение имеете вы в виду?

– Господин Строганов, Ее Величество государыня императрица Анна Иоанновна за особые заслуги перед российским отечеством отдарила новые казенные кушвинские заводы господину берг-директору Шембергу.

При всем своем светском лоске Строганов не удержался от резкого возгласа.

– Изволите шутить, господин Демидов. И шутить жестоко, непозволительно...

– Я сказал вам сущую правду, государь мой.

Акинфий заметил, как бледность покрыла лицо Строганова.

Он чуть не простонал:

– Да разве мыслимо отдавать такое богатство в иноземные руки? В чем же заслуги этого саксонца? Перед каким отечеством? Бог знает, что у нас творят!

– О том, что творят в Петербурге, русский бог едва ли знает. Разве что немецкий помогает?

– Да, это, конечно, дело рук герцога... Простите, впрочем!

– Правду сказать изволили. При мне о герцоге можете говорить без опаски. «Слово и дело» не закричу.

– Но вы же с ним дружите?

– Деньгами ссужаю – вот и вся дружба. Деньги у Демидова берут без отдачи. Все кругом – наши должники, с тех пор как род наш пришел на Каменный пояс. Все нашим рублем оплачены. Один царь Петр ни копейки не занял, а самих нас за ворюг почитал. Ругал отца за утайку долгов казне. А ведь мы утаивали их, чтобы сановникам столичным было что в руку положить...

Неправду говорят о моей дружбе с герцогом. Об Акинфии Демидове вообще много зряшного плетут досужие языки. Да и про любого значащего человека всегда много неправды ходит в государстве. Сами подумайте: народ знает только, что правит им царица Анна. Но мы-то с вами доподлинно знаем, кто играет в бирюльки судьбой нашего государства. И как играет! Кто отдал персам завоевания Петра? Кто подвинул назад границы наши с Китаем, до того зарубленные на Амуре? Все он, нынешний временщик. Нет, не вовремя вы, господин Строганов, решили жаловаться на меня. Заводчики, кои, прикрывшись вашим именем, вас на эту жалобу подвигнули, живут мелкой корыстью. Сами боятся Демидова, вот и выставили вас вперед как жалобщика. Мол, если сам Строганов с нами, значит, и нам не страшно!

– Мысль пожаловаться на вас принадлежит именно мне. Сами посудите: за последние три года самовольство ваше перешло все границы. Владея на Урале избыточным богатством, вы всеми силами старались отнять у других даже самое необходимое. Мало того, что вы конкуренцией губите работу наших заводов, вы еще отнимаете самое насущное – наш рабочий люд. Сманиваете наших работников, суля им сытую жизнь, хотя на ваших заводах господствует страшнейшая кабала. Мне понятно, почему вам удается все это делать так смело: многим из нас не под силу начинать с вами борьбу, а в столицу жаловаться на Демидова бесполезно. Там у вас всюду заступники.

– Заводить себе заступников никому не заказано.

– У заводчиков нет для этого главного – денег.

– У них нет. Но у вас-то этого главного – горы. Все государство Российское вашей солью хлеб солит.

– Таким заступничеством я не дорожу.

Демидов пожал плечами.

– Предки ваши без этого тоже не обходились... Веселая у нас беседа пошла!

– Можно прекратить. Вы же сами попросили.

– Как же можно прекращать такую беседу? Первый раз веду разговор по душам, в открытую, козырей не пряча... Могу заметить, однако, что, насколько мне известно, Демидовы никогда не посягали на земли и интересы Строгановых.

– Ну что вы! Просто вам изменяет память. Вы бы изволили припомнить, как совсем недавно крупно задуманной операцией с уплатой казне подушных податей на... определенных, невыгодных нам условиях Демидов собирался сделать нас нищими. От гибели спасло нас неподкупное заступничество именитого дворянства. Оно заступилось за собственную честь, ибо почувствовало, что своим широко задуманным маневром вы посягнули на дворянские привилегии и задели чувство чести!

– Да полно! Честь рода Строгановых нисколько не дороже дворянству именитому, чем дворянству петровскому, к коему принадлежу я, преисполненный к вам всяческого уважения. Да и Ее Величество сочла, что нельзя жертвовать достоинством и родовой славой заслуженных деятелей отечества. Посему и не получил хода проект, который вы изволили упомянуть и к коему герцог имел гораздо более касательства, чем Демидов, даже плохо об сем проекте осведомленный. Нам чужого не надобно!..

– Потому что изволите почитать чужим... лишь весьма немногое! В частности, наших рабочих на промыслах вы как будто твердо считаете своими. Похвала моим предкам меня волнует меньше, чем увод моих рабочих. И я найду защиту, так как сами вы не остановитесь. Уверен, что найду.

– Уверены?

– Да, господин Демидов.

– Узнаете своих людей в лицо?

– Господин Демидов, это праздный вопрос. После вашего Ялупанова острова узнавать своих людей трудно.

– Выходит, Акинфий Демидов просто кудесник какой-то. Носы и уши у людей переставляет?

Строганов улыбнулся.

– По слухам, бороды им каким-то маслом мажете, чтобы быстрее и гуще росли.

Теперь смеялись оба собеседника.

– Вот так-то лучше, – сказал хозяин. – Шутка на шутку. Доля истины в ваших словах есть. У Демидовых в людях отчаянная нужда, а у Строганова их избыток. Был грех. Приказчики приводили ваших людей. Попросите вернуть – не смогу, хоть и рад бы. Сами не признаются, что от вас утекли. Но уплатить вам за оплошности и самовольство моих приказчиков готов в любой час, притом по цене, какую изволите назначить сами.

– Мне важно не это. Мне важна государственная оценка правомерности ваших действий. Я хочу услышать от господина Татищева, как он их расценивает.

– Да я вам сам сейчас скажу. Для него незаконно все демидовское. У меня и у него законность разная. Наша, демидовская, – откровенная, стоит на силе, богатстве и хозяйском расчете. Край к ней приобык. А если вздумаете смотреть на меня глазами Татищева, то я сущий беззаконник.

– А почему вы убеждены, что на Урале можно быть незаконнопослушным?

– Я никому не запрещаю следовать закону не демидовскому, а государственному...

– Но сами живете по-своему?

– Всяк живет, как ему сподручнее. Царь Петр дозволил Демидовым приручать край по-своему. Когда нужны были наши пушки и ядра против шведов, нас ничем не попрекали. Законники уж на готовенькое пришли. Говорите, людей сманиваем? Неужели на ваших заводах нет беглых и нет работной кабалы? Теперь не поздновато ли Демидова законности обучать?