Книга Самая страшная книга 2021 - Михаил Парфенов

– Наши, – сказал Комаровский. – Русские люди тут. Dieu merci!

Все вздохнули с облегчением, хотя и понимали, что это еще ничего не значит – в мешках на деревьях висели тоже русские люди. Последовав за девочкой, они вскоре вышли к вырубке, откуда хорошо нахоженная тропа и вывела их к жилью.

Здесь была ветряная мельница и бревенчатая церковь, а в остальном деревня выглядела самым обычным образом. Ни рва, ни частокола не имелось вокруг нее, только стоял на околице серый, чуть покосившийся крест. Столь же серые избы выстроились в два ряда, разглядывая друг друга темными окнами. Вокруг домов расползлись огороды, хлева и амбары, а за ними, насколько хватало глаз, тянулись в обе стороны поля, ослепительно-желтые от созревшей, обласканной солнцем пшеницы.

– Страда, похоже, – сказал Сорокин. – Интересно, чья это земля.

– Сейчас узнаем, – сказал Комаровский, указывая на людей, показавшихся на улице. Их было много, десятка полтора: в основном бабы в рабочем платье и светлых платках, но впереди шагали три худощавых мужика с окладистыми бородами. Один из них держал за руку ту самую девочку из малинника.

– Вот ведь мерзавка, – прошипела Комаровская. – Быстро бегает.

– Прошу вас, – в тон ей прошипел Сорокин. – Сейчас очень важно сохранять спокойствие! – Он повернулся к Егорычу. – А ты давай гляди в оба. Узнаёшь кого?

– Нет, барин, не узнаю.

– Гляди лучше!

На околице, возле креста, они встретились и замерли в нескольких шагах друг от друга. Бабы крестились, перешептывались, прятали глаза в землю. Мужики смотрели ровно и спокойно, щурились исподлобья. Минуту спустя тот, кого вела девочка, произнес:

– Добро жаловать, путники.

– Мое почтение, – отозвался Сорокин.

– Правда ли, что вы пришли из-за реки?

– Что? А… Да, именно так. Мы оттуда, – Сорокин указал рукой за спину. – Из-за реки. Из двери в склоне холма.

– Пращуры предрекали, что однажды вы явитесь. Ничего хорошего оттудова не приходит. Но мы готовы разделить с вами кров и стол, ежели побожитесь сейчас, вот на этом поклонном кресте, что не замышляете худого.

– Послушайте. – Сорокин раздраженно потер пальцами потный лоб. – Меня зовут Алексей Максимович Сорокин, я помещик Ветлыновского уезда, хозяин деревни под названием Ярцевка. Мои крестьяне… из Яр-цевки… они сбежали куда-то сюда. Я пытаюсь их отыскать, только и всего.

Мужик наклонился к девочке, быстро прошептал ей что-то на ухо. Девочка кивнула и, скользнув меж бабьих юбок, скрылась из виду. Мужик выпрямился, степенно кивнул:

– Знамо дело. Наши пращуры бросили тебя и сокрылись здесь, в Беловодье. Им ведомо было, что придет день, когда ты явишься по их души. Оне оставили тебе ответ. – Он оглянулся на селян, будто заручаясь поддержкой, потом подбоченился и принялся декламировать нараспев, чуть запрокинув голову и прикрыв глаза: – Ой, Сорока! Ой, Сорока! Не серчай, не гневись, Сорока, не гневи ты Господа Бога до срока! В Беловодье хватит на всех землицы – для любой, самой хитрой птицы, здесь поля и леса, поднебесная краса…

Мужик замешкался на мгновение. Видно было, что память подводит его – давненько не повторял он когда-то вызубренного стиха. Однако продолжить ему не позволили. Комаровская пальнула в воздух. Выстрел, звучный, словно удар огромного хлыста, раскатился по деревне гулким эхом. Бабы завизжали и бросились врассыпную, закрывая руками головы. Мужики остались стоять. Декламатор, усмехнувшись, покрутил в ухе мизинцем.

– Мы сюда не песни петь пришли, – сказала Комаровская. – Где ярцевские крестьяне?

– Так прямо перед тобой, матушка, – по-прежнему лукаво улыбаясь, сказал мужик. – Мы, стало быть, оне и есть. Их внуки да правнуки.

Он обернулся, указал на девочку, выводящую из крайнего дома древнюю согнутую старуху:

– Вон у бабки Аксиньи спросите. Последняя из пришлых. Все остальные, почитай, здесь уж родились, на энтой земле.

Старуха медленно ковыляла по тропинке. На шум выстрела из дворов высыпали другие жители деревни – в основном бабы и детишки – и запрудили улицу, смотрели боязливо издалека. Сорокин разглядывал их и не мог найти ни одного знакомого лица. Впрочем, нельзя сказать, чтобы он часто бывал в Ярцевке. Внезапная мысль, чудная, нелепая мысль кружилась у него в голове сорвавшимся с привязи воздушным змеем, и ему никак не удавалось ухватить ее за хвост. Помог Комаровский – подойдя вплотную, зашептал горячо:

– Пару лет тому одного поэта на Кавказе убили. На дуэли застрелили. Так вот, он утверждал, что происходит от английского барда, которого полюбила королевна из волшебного народа и взяла в свои чертоги. Провел бард в тех чертогах семь дней, а когда вернулся, оказалось, что семь лет минуло.

– Томас Лермонт, – сказал Сорокин.

– Да, тот самый. Не через твою ли дверь они с королевной проходили?

Сорокин не ответил, только зубами скрипнул. Бабка Аксинья наконец добралась до бородача, оперлась о его руку, подняла на пришельцев слезящиеся мутные глаза.

– Тебя помню, – каркнула она сразу же, указав скрюченным пальцем на Егорыча. – Ты в деревне часто бывал. Все вызнавал что-то, сердитый ходил.

– Недоимки собирал, – жалобно пролепетал приказчик.

– Может, и так. Откудова знать – я в ту пору манинька была. Мне едва-едва восемь годков сравнялось, когда староста увел нас в Беловодье. Но и тебя, – кривой палец уставился в лицо Сорокину. – И тебя помню. Один раз видала, а не забыла. Ты Сорока! Нас, девчонок, старшие пужали: мол, сорока придет, в сарае зажмет да снасильничает. Очень боялись тебя.

– Я… – Сорокин выставил вперед ладони, словно пытаясь заставить старуху замолкнуть. – Я никогда…

– Да брось, – пробурчал Комаровский, не глядя на него. – С кем не бывало? Крепостные девки для того и нужны. Обычное дело.

– А теперича снова пришел. И как только пропустили? – Пальцы Аксиньи задрожали, и голос тоже. – Они ж тебя знают как облупленного. Нет Сороке хода в нашу деревню!

– Я требую. Выдать мне. Беглецов, – задыхаясь от внезапно нахлынувшей ярости, раздельно выговорил Сорокин. – Требую выдать моих крестьян. Немедленно. Или будут последствия.

– Тебя ружьецом оглаушило, Сорока? – невозмутимо сказал бородатый. – Али ты сдурел за энти восемьдесят годов? Твои крестьяне и есть наши пращуры. Оне уж давно все в лесу. Аксинья последняя. Но мы ее с тобой не отпустим.

– В лесу? – переспросил Комаровский. – Мертвые, что ли?

– Смерти здесь нет, – бородатый покачал головой. – Не добралась до Беловодья еще. Спят оне. Чутко спят. И лучше их не будить.

– Увидим! – рявкнул Сорокин. – Это мы увидим! Бунтовать удумали? Не хотите по-хорошему, значит, вернусь с жандармами, понятно?! Вот тогда и поговорим!

– Попусту не бреши. Говорят, дверь та заповедная открывается токмо вперед. Ежели и получится у вас по-вертаться, нас не застанете уже, разве что внуков.