Книга Каменная ночь - Кэтрин Мерридейл

Солидарность афганцев была выкована не только и не столько пережитым страданием, хотя и его, конечно, было бы достаточно, но прежде всего изоляцией. Жертву, которую они принесли, “выполнив свой интернациональный долг”, оттеснили на обочину общественного внимания или даже просто проигнорировали. Один из ветеранов-афганцев рассказал мне: “Это была небольшая война, нас было не так много, поэтому теперь мы держимся вместе. Так же будет и с теми, кто воевал в Чечне”. Война была непопулярной, и никто не спешил благодарить тех, кто на ней воевал. “Мы вас туда не посылали”, – вот одна из тех фраз, которую бывшие афганцы до сих пор повторяют, выплевывая слова с горечью, которую не облегчили прошедшие с момента ее окончания десятилетия мира. Многие из них столкнулись с открытой дискриминацией. В Советском Союзе ветеранам войны полагались некоторые привилегии. Украшенные орденами и медалями ветераны Великой Отечественной войны были избавлены от стояния в очередях; им даже были положены льготы вроде бесплатного проезда или бесплатного санаторно-медицинского лечения. Однако для афганцев система редко предусматривала подобные бонусы:

Дали мне инвалидную книжечку – положены льготы! Подхожу к кассе для участников войны:

– Ты куда, пацан? Перепутал.

Зубы стисну, молчу. За спиной:

– Я Родину защищал, а этот…

Незнакомый кто спросит:

– Где рука?

– По пьянке под электричку попал. Отрезало.

Тогда понимают. Жалеют[911].

Как и следовало ожидать, государство сыграло в этом свою негативную роль, пытаясь скрыть человеческие потери, которыми пришлось заплатить за эту войну. Пройдут годы, прежде чем станет известно, сколько именно войск было дислоцировано в Афганистане, а точная цифра потерь остается неизвестна и по сей день. На родину солдат отправлялись цинковые гробы, но на некоторых были надписи “умер”, а не “погиб в бою”. “Никто не задавался вопросом: а почему вдруг начали умирать восемнадцатилетние”, – заметил кто-то. Медсестра вспоминает: “Мы не могли даже правду написать в похоронках. Они подрывались на минах… От человека часто оставалось полведра мяса… А мы писали: погиб в автомобильной катастрофе, упал в пропасть, пищевое отравление. Когда их уже стали тысячи, тогда нам разрешили сообщать правду родным”[912]. В общем и целом семьи даже не знали наверняка, отправили ли их сына в Афганистан или нет. Один из моих респондентов писал матери, что находится где-то в Монголии на военных учениях. Письма не подвергались цензуре, он просто не хотел, чтобы мать знала о том, где он в действительности находился. В случае его гибели она могла так и не узнать, почему это случилось[913].

Более того, семьям было запрещено хоронить афганцев на специальных военных кладбищах. Могилы были разбросаны по гражданским кладбищам в надежде, что так их количество произведет на непосвященных меньшее впечатление, а на надгробных памятниках редко указывали причину и место смерти[914]. В своей работе о войне и поминовении павших Джордж Мосс описывает нововведение: устройство отдельных военных кладбищ (в Европе до 1914 года они были редкостью) как этап создания патриотического мифа. Таким образом, наглядно подчеркивается, что эти священные мертвые отличаются от простых смертных[915]. Брежневский режим не воздал подобных почестей тем призывникам, которым суждено было погибнуть в Афганистане.

Как обычно, советское правительство начало эту войну, толком не подготовившись к тем смертям, которые она неминуемо должна была за собой повлечь. Гробов не хватало. Один из кинооператоров, снимавших загрузку “черного тюльпана” на этой войне, рассказывал, “как мертвых одевают в старую военную форму сороковых годов, еще с галифе, иногда кладут, не одевая, бывает, что и этой формы не хватает. Старые доски, ржавые гвозди…”[916]. Когда от тела не оставалось ничего и послать домой было нечего, в гроб клали старые тряпки и запечатывали его, чтобы родственники никогда не узнали правды. Тела, готовые к отправке, помещались в примитивные холодные хранилища: “В холодильник привезли новых убитых. Как будто несвежим кабаном пахнет”[917]. Вспоминая мертвых, никто не рассказывает о ритуалах. Ветеран Афганской войны признался мне, что, если и проводились погребальные церемонии, когда хоронили погибших, его на них не приглашали. И тут же стал, как все остальные, говорить о дешевых цинковых гробах, личинках и запахе мертвечины.

История трагическая, но для многих ветеранов Афганистана она не заканчивалась демобилизацией. Большому количеству афганцев – среди респондентов Смирнова они, конечно, преобладают – предстояло узнать, что образы войны будут преследовать их и в мирной жизни. Все мужчины, с которыми мне удалось поговорить, были уверены, что пострадали от тех или иных проблем (отнюдь не все ветераны описывали их словами вроде “стресс” и “эмоциональная перегрузка”). Потребовалось много времени, чтобы эти тени отступили. Некоторые из афганцев вспоминают, как казалось, что им никогда уже не удастся обрести душевное спокойствие. Группа ветеранов рассказала мне: “Одному из парней постоянно сны снились. Дошло до того, что он боялся засыпать. Ему постоянно снилось, что у [ «духов»] автоматы, что они пришли за ним, что его сейчас возьмут в плен”.

Другие начали странно себя вести, подвергали своих любимых, да и самих себя опасности. Они рассказывают, как во время праздничного салюта в ужасе бросались на землю и как их накрывала паническая атака лишь при запахе дизельного топлива на местной автобусной станции. Один из пациентов Смирнова проснулся от собственного крика из-за ночного кошмара: ему приснилось сражение, но вместо воображаемого неприятеля он обнаружил свою спящую жену, которую пытался придушить. Те, кто пострадал особенно сильно, начали пить. В опросе, который провел Смирнов, “едва ли не каждый первый опрошенный” использовал алкоголь сразу после возвращения домой для того, чтобы снять напряжение. Большинство и дальше не отказались от этой привычки. Меньшинство, хотя и значительное (примерно каждый пятый), в конце концов, стало алкоголиками. Даже те, кто “заключил мир с алкоголем”, как сформулировал это один ветеран, обнаружили, что выпивка переносила их обратно в пустынный пейзаж, в темноту зловещей ночи. Другим, практически повсеместным симптомом так называемого афганского синдрома является повышенная агрессивность, особенно как следствие употребления алкоголя. Как отмечает Смирнов, большинству ветеранов, чтобы прийти в ярость, достаточно услышать от кого-нибудь “мы вас туда не посылали”.