Книга Ненасытимость - Станислав Игнаций Виткевич

Мир охвачен «хронической полуреволюцией». В Африке и Южной Америке — народовластие, Европу сотрясают кризисы. Красная Россия, устоявшая перед внешней интервенцией, пала под ударом внутренней контрреволюции: восстановлена монархия, свирепствует белый террор. К реставрации разрушенной системы приступает армада «китайских коммунистов» и «большевизированных монголов» под водительством мандарина Ванг Танг Цанга, наставляемого японскими советниками. На пути «подвижной китайской стены» — Польша, вечный бастион Европы, последний оплот «поверхностно большевизированных государств запада, которые не имели охоты большевизироваться окончательно в остром китайском соусе». Новые спасители мира — уже у границ догнивающей белой цивилизации.

Здесь должна состояться решающая битва Запада и Востока. Польша, выведенная в романе, не приняла участия в крестовом походе против России, занимая позицию «активного невмешательства в дела русской контрреволюции». Ее государственное устройство определено как «псевдофашистско-фордовская галиматья». Это единственная в мире страна, которая убереглась от большевистского соблазна и сохранилась в относительной первозданности благодаря изощренной политической и финансовой игре отца нации — «генерал-квартирмейстера» Эразма Коцмолуховича. Этот «Буцентавр», помесь солдафона и коня Сивки, распираемый демонической энергией («в нем было все, включая рога и копыта»), слывет единственным, кто способен остановить «желтую лавину». Между тем бесшабашный «Коцмолух» — «единственный человек на свете, который абсолютно ничего не принимает всерьез».

Польша — «страна компромисса», край иллюзорного благополучия, обеспеченного учреждениями типа «Лиги Защиты Войны». Это резервация прошлого, населенная выродившейся аристократией, заблудшими интеллектуалами, лжесверхчеловеками (им, неподражаемым, все «tryn trawa — morie ро kolieno»). И тут подспудно нарастает ускорение распада, «однако силой таинственной инерции все эти противоречия держались, как взвесь из тертых вшей в тепленькой водичке, слегка подслащенной». Обитатели-экспонаты паноптикума (Острогский, Тенгер, Бенц, Абноль...), добровольно ввергшиеся в кабалу «абсолютной ненасытимости», — словно полости размытых кристаллов, заполненные мнимым веществом. Эпоха бешено мчится к краху: это яснее всего в «симфонии холодного безумия» — представлениях театрального «Храма Сатаны» Квинтофрона Вечоровича в Хаизовом предместье.

«Все происходящее было мнимым, — подчеркивает повествователь. — В этом состояла суть эпохи». «Мнимые люди, мнимый труд, мнимая страна». «Кто правил на самом деле, не знал никто». По команде сверху вспыхивает инсценированный путч: Коцмолухович расправляется с потенциальной оппозицией, ликвидировав им же некогда созданный «Синдикат Национального Спасения», и становится единоличным диктатором. В обществе слепцов жизнь затянута пеленой демагогических идей, искусство отмирает, его служители убивают время в бесплодных спорах. Все запутано, неясные черты будущего затмевают настоящее, тянется пауза: «Было ясно, что все это плохо кончится, никто, однако, этого не ожидал».

Между тем все шире разворачивается секта, распространяющая идеи Мурти Бинга — «великого ересиарха древних верований Востока», таинственного «малайца с острова Балампанг». Подспорье муртибингистов в борьбе за утверждение догмата всеобщей относительности — синтезированный китайскими химиками «странный наркотик — давамеск Б2», который азиатские торгаши продают на каждом углу. Избавляя от тревоги, он внушает иллюзию гармонии. Радужные галлюцинации гасят боль бытия. Сторонники новой веры, приняв концентрат адаптированного знания, теряют способность «соединять мгновения жизни в цельную конструкцию». У них парализована воля, подавлено чувство ответственности, «происходит полное распыление личности».

Посланец Мурти Бинга, миссионер Джевани, выполняет задачу бескровного завоевания Европы: суррогатом тайного знания утоляется метафизический голод во имя социальной стандартизации. В мнимом мире ко двору шарлатанская «система асимптотического единства». Угасающая западная культура нейтрализована усеченной ориентальной мистикой. «Морбидезин» — алкалоид отупляющего зелья — готовит психику к радостному приятию любого кошмара и оптимистическому бездействию. Одурманенные люди добровольно превращаются в бесстрастные автоматы, всецело подчиненные «дисциплине прижизненной смерти».

В армию роботов, пройдя через несколько стадий падения, вливается и главный герой романа — Генезип Капен де Вахаз. Этот восемнадцатилетний красавчик с «душой шизотимика в теле циклотимика» подобен своей стране, которой предстоит измениться или исчезнуть. Имя героя говорит о его принадлежности к тому же вымирающему виду раздвоенных, неопределенных натур, что и Дюбал Вахазар (тиран из одноименной «неэвклидовой драмы»). В то же время псевдонимом «Генезип Капен» Виткевич когда-то подписал роман «622 падения Бунго». Возвращение к этому имени указывает на отстраненность автора от героя, который поначалу бессознательно, а затем и осознанно приспосабливается к больному миру, перестает удивляться, сочувствовать, испытывать стыд, становится винтиком в механизме абсурда.

История непроснувшейся души начинается в горном городке Людзимире (читай: Закопане). Возвращение в отчий дом — первый шаг духовного нисхождения. Юноша, окончив школу, грезит о высоком предназначении, но скоро, забыв туманные мечты, погрязает в безысходном флирте со стареющей демонической дамой. Пока деспотичный отец, почтенный владелец пивоваренного завода, лежит на смертном одре, наследник отправляется искать впечатлений. Он сталкивается с роковой хищницей — увядающей русской княгиней Ириной Всеволодовной ди Тикондерога (с иной ее ипостасью мы встретимся в итоговой пьесе Виткевича «Сапожники»). Связь с этой «дикой распутницей и псевдоматерью», некогда любовницей его папаши, оборачивается для Генезипа затяжной опустошающей болезнью — предвестием безумия.

Уготованная Генезипу карьера продолжает его психическое разрушение. Будущее предопределено: старый Капен загодя исхлопотал для него место при бывшем своем однокашнике Коцмолуховиче. После разрыва с Ириной герой отправляется в «региональную столицу К.» (прототип ее, конечно же, Краков). Здесь — уже курсантом юнкерского училища — Генезип обретает нового отца в образе верховного вождя и новый предмет вожделений. Он переживает унизительную неразделенную страсть к актриске, аманте главнокомандующего — вновь русской, Перси Звержонтковской (ранее воплотившейся в героине одноименной пьесы Виткевича).

Генезип безуспешно пытается стать любовником Перси; на почве неутоленной страсти он совершает нелепое убийство: этим отмечен рубеж обвала в иррациональное — инфантильного Зипчика не стало, «родился постпсихотический Зипон». Его «ненасытимость» жизнью обретает пошлейший вид: живущий в подсознании двойник, «тип со дна», окончательно подчиняет героя себе. Вскоре ему встречается посланец Джевани — вестник полного погружения в психическое небытие. Во время беспорядков Генезип ранен. Он попадает в госпиталь, где профессор Бехметьев, спец по тибетской медицине, накачивает его психотропами. Сестра милосердия Элиза Балахонская — девушка, которую он когда-то знал, — оказывается последовательницей муртибингизма. Все подталкивает «молодого бычка» к тому, чтобы и он принял «таблетку счастья».