Книга Иван-царевич и С. Волк. Похищение Елены - Светлана Багдерина

— …Здесь на поверхности вам пришлось тяжело, а будет еще тяжелее…

Подброшенный Волком платок опустился на лезвие и продолжил свой путь вниз уже в виде двух половинок.

— …И я сейчас я хочу в последний раз спросить вас: готовы ли вы работать, как ваши честные трудолюбивые предки триста лет назад, добывая под землей ее сокровища и жить в мире с людьми, или…

Не дожидаясь озвучивания альтернативы, человечки наперегонки закивали.

— Да, да!..

— Согласны!..

— Благодетели больше не должны иметь рабов!..

— Недос… То есть, люди, должны жить в своем мире, а Благодетели — в своем! Так будет лучше для нас!..

— И для них!..

Серый, ласково улыбаясь коротышкам, взвесил меч в руке и искусно выписал им в воздухе замысловатую фигуру, что вызвало мгновенный прилив энтузиазма в покаянии:

— Мы все поняли!..

— Мы были неправы!..

— Мы поступили нехорошо!..

— Может, они смогут простить нас!..

— Прости нас, женщина Елена!..

— Прости!.. Мы не должны были так делать!..

— Благодетели должны трудиться сами!

— Мы ведь были самые лучшие горные мастера во всем мире, пока наши предки не отвели воду у предков людей…

— Мы гордились этим…

— Лучше нас никто не мог найти нужную руду или обработать камни!..

— А сейчас…

— Что же мы с собой сделали, друзья…

— Мы были лучшими мастерами, а теперь…

И вдруг, неожиданно, наверное, даже для самих себя, человечки стали раскаиваться по-настоящему.

— Стыдно…

— Простите нас…

Серый удовлетворенно ухмыляясь, кивнул, и также бесшумно вложил меч обратно в ножны.

Кто бы сомневался, что доброе слово и меч действуют убедительней, чем одно доброе слово.

А Иванушка, не скрываясь, лучился от осознания всей власти своего красноречия.

Женщина Елена обвела недоверчивым взглядом всех собравшихся, словно ожидая насмешки или подвоха, но, не найдя ни одного, ни другого, криво улыбнулась и махнула рукой.

— Надеюсь, никто их моих царственных родичей об этом никогда не узнает… Живите, как хотите.

— Ишь ты… — с наиискреннейшим удивлением хмыкнул Серый, выступая из-за Ивановой спины. — Как это они у тебя так ловко перевоспитались…

Шестое чувство Ивана встревожено завозилось, но царевич расстроено от него отмахнулся — все его снова панически заметавшиеся мысли были о том, простила ли Елена Прекрасная ЕГО, как бы об этом поделикатнее вызнать, и если не простила, то что ему теперь делать, когда весь мир ополчился против него, стараясь разрушить то хрупкое согласие, в существовании которого и в лучшие-то времена Иванушка в глубине души сомневался…

— Всего-то и надо было, что поговорить с ними по-хорошему, — рассеяно ответил он отроку Сергию. — Насилием ничего не добьешься. Я всегда это говорил.

— Ну, что ж, гномики, — развел руками Волк. — Ступайте, ведите себя хорошо, и на глаза нам больше не попадайтесь…

— Как ты их назвал? — вывело незнакомое слово из состояния ступора страдающего хронической безответной любовью царевича.

— Гномики. А что?

— А кто такие гномики? — все еще недоумевал Иван.

— А просто что-то Мюхенвальд на память пришел, — пожал плечами Серый. — Помнишь, неподалеку от «Веселой радуги» Санчеса была мастерская? Там работал старик, который делал украшения для лужаек и газонов — деревянных аистов, зайчиков там всяких, человечков забавных… Так вот, их местные называли гномиками. В честь мастера — Йохана Гномме. Ну, вот и мне вдруг подумалось, что они чем-то на тех гномиков похожи…

— Забавностью, — ядовито предположила Елена.

— Именно, — согласился Серый, показал ей язык и, задрав нос, отвернулся.

— Гномики… — повторил за Волком тот, кого звали Помпоза. — Мы не люди… И не Благодетели… больше… Мы — гномики…

— Гномики — это значит, гномы… — медленно проговорил другой человечек.

— По-моему, неплохо. Гномы. Гномы. Почему бы и нет, — задумчиво почесал в затылке третий.

— Звучит солидно. Основательно, я бы сказал, — вынес суждение четвертый.

— Да. Гномы. На гномов можно надеяться. Гномам можно доверять, — попробовал, как звучит новое имя пятый.

— Новое имя — новая жизнь, — согласился шестой.

— Гномы, — склонив голову на бок, как бы прислушиваясь к какому-то далекому отзвуку, выговорил седьмой. — Короткое и упрямое слово. Гном. Похоже на нас. Мы — гномы.

— А мы — люди, — улыбнулся Серый. — И давайте это дело отметим. За столом переговоров, так сказать. И переночуем здесь — вон там еще несколько комнат есть, я вижу. Места всем хватит. Иван, переворачивай пока стол, а я схожу за угощениями и Масдаем. Гномики пусть сходят хвороста наберут — в темноте лучше них это никто не сделает. А еще ты посуду с пола собери, помой, и черепки вымети — больше здесь некому это поручить, — и он на прощание кинул через плечо ехидную улыбочку стеллийской царевне.

Та его удаляющейся спине показала язык.

Еще при приближении Серого ковер поспешил сообщить ему с мрачным удовольствием, что всю их оставленную так неосмотрительно еду съели лесные звери, и забирать ему, Серому, отсюда было нечего, кроме него, Масдая, с чем тому следовало поторопиться, ибо, хотя лесные звери ковры и не едят, вряд ли захочется уважаемым людям, чтобы в их ковре-самолете устроила гнездо белка или мышь.

Волк, не вслушиваясь особенно в разглагольствования ковра, со все возрастающей тревогой осматривал перевернутые блюда, раздавленные корзины, растерзанные узлы, надеясь найти в них хоть что-нибудь пригодное в пищу, но тщетно.

Похоже, множество лесных обитателей ушли спать сегодня ночью с чувством сильного переедания.

Чего нельзя будет сказать о людях и гномах, понял Волк, взвалил на плечо Масдая и грустно поплелся к заброшенному домику.

Пир в честь примирения людей и гномов пришлось готовить из того, что гномы насобирали в лесу за день.

Еда получилась невкусная, но зато ее было мало.

На этой мажорной ноте все распрощались и отправились спать до утра.

Утро, день и вечер следующего дня были посвящены обучению гномов (а заодно и неизвестно зачем увязавшегося за ними Ивана) поиску пропитания в лесу с его последующим приготовлением.

Елена Прекрасная демонстративно проигнорировала как курсы лесных домохозяев, так и их преподавателя и слушателя из людей — она занялась украшением жилища гномиков композициями из цветов, веток, неосторожных бабочек и сучков интересной формы — единственным полезным занятием, приличествующим женщине царских кровей в этом убогом лесном прибежище. Причем, занятие это приносило и еще одну пользу — показывало свалившемуся на ее голову муженьку, как она на него обиделась, и что восстановление гармонии и спокойствия в их подобии семьи — процесс, требующий определенных усилий с его стороны.