Книга Право на меч - А. Л. Легат

нас увидят в беседе.

– Можно и так сказать.

– Кромвель, значит, – вздохнул Эдельберт. – А я-то все думал, чего он крутился возле меня, как голодный пес…

Я поднял бровь. Такие «голодные псы» очень хорошо знают, кому стоит облизывать руки. А кого – давить, угрожая виселицей.

– Это было два года назад, – бастард пригладил усы. – Многое изменилось.

«Не то слово».

Я стоял и молчал. Смотрел на чужой праздник: ряды солдат в начищенных доспехах показывали мечи, улыбчивые гвардейцы держали флаги, четыре лощеных музыканта шумели трехстрункой и дули в свирель. Стоя на параде, можно подумать, будто так же оно бывает и на войне. Улыбки, все обнимаются, братаются, играет музыка, звучат слова благодарности. А потом обе стороны, не толкаясь и не мешая друг другу, вместе идут менять болотный флаг на серый или, скажем, на желтый…

– Тебе не обидно? – шепотом спросил бастард. Он косился на шеренгу гвардейцев.

Я позволил себе ухмыльнуться:

– Оказаться в петле куда обиднее.

Впрочем, возможно, лучшее, что могло случиться с человеком в Воснии, – быстрая и безболезненная смерть.

Церемония казалась бесконечной. Эним Годари смотрел на толпу поверх длинного свитка, где, по всей видимости, перечислялись награды.

– Благородный сир Стефан, первый сотник господина Эйва…

Звучали знакомые имена. Звучали и те, которые я впервые слышал и не хотел знать. Вручались награды: золото, доспехи, оружие, скакуны, звания. Все проходило мимо меня. Мой час славы закончился, едва начавшись.

«Два года».

Чуть наклонившись, я отряхнул колено от грязи. Унижение ради еще большего унижения. Не таким раскладам учил меня Удо, не об этом писал Финиам, старый хитрый мертвец.

– Да славится господин Годари и весь его род, – вытирая слезы, к нам пристроился солдат, получивший новую обувь.

Награды и впрямь были щедрыми. Часть из них явно забрали из подвалов Бато. Я заскучал после десятого имени: солдаты выходили на поклон, расшаркивались, с трепетом благодарили, кто как умел. Особо ретивых теснили прочь от графа.

– Ну, вроде бы все, – сказал бастард.

– …И сотник Эдельберт Грэхопер, – с именем граф справился, а на фамилию ему сил не хватило, – награждается…

Бастард привстал на цыпочки и издал какой-то жалобный свист, вдохнув через зубы.

– …в управители трех кварталов Волока, от южного до…

Толпа уставилась на бастарда: в глазах блестела зависть, странная радость, удивление, даже неверие. Возможно, я смотрел на него с тем же изумлением.

– Я здесь! – выкрикнул Эдельберт, а потом густо покраснел и стал поправлять плащ. – Э-э, минуточку…

Будущий управитель трех кварталов. Места надежнее и сытнее не придумать. Заправляющий почти половиной города. Человек, через руки которого проходят все сделки, каждая вторая монета в Волоке. Земли, дома, каналы…

Эдельберт не вышел из толпы, а скорее выпорхнул навстречу своей удаче.

– Не может быть, – сипло сказал он, пачкая колено в грязи, – но я же… ох…

Я осторожно подался назад, исчез в рядах. Кажется, Кромвель проводил меня взглядом, кутаясь в новенький плащ. Оказавшись у заново отстроенной лестницы на внешнюю стену, я услышал, что церемония закончилась. Я ничего не пропустил.

Тело висельника, бывшего господина замка, все так же висело над двором. Памятник человеческой умеренности? Нет. Просто мертвец, которому не повезло еще больше, чем мне.

– А вот теперь и правда обидно. – Я посмотрел на опустевший холм и поле. – Обиднее, дьявол, некуда.

XXVIII. Прощания

На востоке от замка

Дорога петляла между холмами: щебень давно закончился, его место заняла сочная грязь с примесью глины. Коричневые разводы, серые полосы, черные пятна.

– Отъехали, – вздохнул писарь и зачем-то помазал лоб пальцами.

– В добрый путь, – улыбнулся помощник графа, господин Полони. Все, что я о нем знал, умещалось в одном предложении: за вечер он сожрал целого гуся, ни с кем не поделившись.

Писарь нервно затряс головой, сальные волосы даже не отлипли от кожи.

– Да осветит солнце наш путь, да прогонит всякую тень…

Я спрятал усмешку. Тени. Чего только люди не придумают, когда дела совсем плохи.

– Ну вот и все, – Рут безразлично пожал плечами.

– Красиво, зар-раза, – причмокнул губами капрал, поглядывая на башни замка.

– Видал я вещички и получше, – поспорил мой приятель. – Причем, уж поверьте, бывало это на болотах…

Вскоре и башни попрятались за восточным холмом. Издали даже не видно, какого цвета флаг висит на донжоне.

«Вжик-вжик», – откликалось колесо, ныряя в выбоины.

Может случиться война, засуха и голод. Может сойти снег до весны, старые враги станут друзьями, а камни бастиона придавят твоего врага. Но колеса в повозках и телегах будут скрипеть независимо от времени года и обстоятельств. Казалось бы, смажь ось, не пожалей собачьего сала или дегтя, жира, масла. Хоть чего-нибудь. Нет. Жадность воснийцев, что тут скажешь? Она же и свела нас в этой дороге: все следовали за помощником графа в надежде получить самый крупный надел.

– Далече нам еще? – спросили из охвостья.

В телеге ехал смуглый торговец, неведомо каким боком оказавшийся на распределении земель; писарь с гроссбухом; уцелевший капрал Урфуса и солдаты без званий. Усы помощника графа напоминали об Эдельберте. Должно быть, удача выбирала людей с самыми нелепыми усами.

– Сколько надо, столько и будем ехать, – тихонько заметил писарь.

Я наклонился, держась за седло, и сорвал высокий стебель. Травинка слегка горчила. Все равно это лучше, чем вообще ничего не ощущать.

Поле по правую сторону казалось брошенным и пустым. Заросшим. Чего-то не хватало, и я никак не мог вспомнить, чего именно.

– Большую работу мы проделали. Большую, – кивал сам себе капрал Урфуса. Он ехал без шлема: широкая дорога вдали от холмов, ясный день. Уж где-где, а здесь точно не может случиться засады.

Рут сказал достаточно громко, чтобы Полони его услышал:

– Уж надеюсь, стоило того.

Тот обернулся, обиженно вскинул брови и замедлил кобылу. Поравнялся с нами.

– Дабы вам стало известно, – помощник графа затянул проповедь, не уточняя имен, – все должно быть получено по заслугам, и никак иначе. Нет высшей чести, чем получить надел за верную службу…

Рут пожал плечами:

– Кто бы спорил. Но надел наделу рознь. – Его упрек потонул в новом глотке сливянки. – Уверен, господин Кромвель приложил немало усилий, чтобы получить столь щедрую награду.

– Комвиль? – капрал Урфуса подъехал к нам вплотную, но говорить тише не стал: – Это еще кто?

– Почти святой человек. – Рут поднял флягу и даже не улыбнулся. – Привел подмогу к стенам замка, когда мы и не надеялись одолеть врага…

– Да? – капрал Урфуса призадумался.

Я промолчал, отвернувшись к телегам. Колея становилась то уже, то шире.

За два года мы исколесили эти грязные дороги вдоль и поперек. Я