Книга Летняя книга - Туве Марика Янссон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Dear Jansson san,
Take good care in this dangerous world.
Please have a long life.
With love[159]
Записки с острова
Перевод П. Лисовской
Предисловие
«Записки с острова» удивляют и почти что коробят своей обнаженностью и аскетизмом в сравнении с добродушной теплотой Муми-дола. Но таков и сам островок Кловхарун – пустынный, скалистый, с единственным деревцем рябины, омываемый волнами где-то далеко-далеко в Финском заливе. «Записки» начинаются восторженно: «Я обожаю камни», – пишет дочь скульптора и добавляет, что «отец Туути был плотником, поэтому она так любит работать с деревом». Вот поздняя осень, и самое начало весны, и ледоход, и лето. Этот рассказ о том, как две женщины строили дом на острове в 1964 году, а потом тридцать лет спустя оставили его навсегда.
Когда я писала рецензию на «Записки с острова» для «Нового Аргуса»[160], мне было двадцать восемь, у меня были маленькие дети, и я с любопытством отмечала, что провожу летние месяцы в ландшафтах фантазий Туве Янссон. А вот то, что Янссон и Пиетиля во время строительства дома на острове было уже по пятьдесят лет, я осознала только сейчас, когда мне самой столько же. В этом возрасте можно попробовать что-то новое, все еще веря, что впереди достаточно времени и все еще возможно, пока не кончилось теплое бабье лето. Кто-то выбирает одиночество, спрятавшись ото всех, для этого остров тоже подходит. Но сейчас я понимаю, насколько тяжело все это было для них физически: как пронизывал до мозга костей ноябрьский холод в шхерах и казалось, что невозможно вытащить на берег яхту в шторм. <…>
Эти воспоминания и дневниковые записи сделаны в основном в тот год, когда дом строился. Дневник Янссон чередуется с записями их прораба Брюнстрёма. Будучи местным жителем, он считал, что веселее начинать стройку до того, как будет выдано разрешение на строительство, и был не прочь остановить работы, чтобы ни с того ни с сего отправиться на поиски кувшинок, которые могут расти в соленой воде, или вылавливать из моря бутылки со спиртным с затонувшего судна. Его исключительно деловые заметки о гвоздях, о еде, которую им подают (чаще всего невкусной), и о том, как продвигается стройка, то и дело перемежаются замечаниями личного характера, но такими лаконичными, что они кажутся комичными и душераздирающими одновременно. Так он, например, описывает, как прощался с девушками (именно это слово он использует. – Примеч. перев.) после первой осени, когда постройка дома шла наиболее интенсивно: «Автобус сильно опаздывал, так что нам пришлось долго его ждать в мороз на проселке. Говорить было особенно не о чем, потому что все вроде как было обговорено. Так что пока прощаемся, с наилучшими пожеланиями с острова Крокё».
И сама Янссон, прощаясь с островом, испытывает похожие чувства. «Записки» представляют собой на удивление рациональный и спокойный рассказ о том, как автор справляется со скорбью и по определенному месту, и по определенному укладу. И как я вижу это сегодня – по жизни как таковой. А умение переживать скорбь может принести облегчение.
У островитян есть завидное преимущество: жить в своем мирке, полностью обозримом, которому можно дать определение, причем доступ в него, если повезет, можно контролировать. С одной стороны, находишься на безопасной дистанции от окружающего мира, но с другой – необходимо приспосабливаться к острову и потребностям других его обитателей. Вот это напряжение между островом-раем и островом-тюрьмой и составляет нерв «Записок».
Туве Янссон была создана для того, чтобы проводить каждое лето на островах. Всю жизнь она стремилась к чему-то простому, примитивному, одинокому, ей нужно было перебираться куда-то еще дальше. Такой переезд, словно буддистский жизненный путь, следуя по которому ты снимаешь с себя лишние слои, или уход от действительности.
С цветущего плодородного архипелага Пеллинки, летнего детского рая, на шхеры Бредшер, где «пусть в миниатюре, но у нас было все: и лесок с тропинками и мхом, и кусочек песчаного берега, где можно было без опасений оставлять лодку, у нас даже было свое болотце, кое-где поросшее пушицей, мы очень гордились нашим островом!», а затем еще дальше в море – на островок Кловхарун. Там женщинам предстояло сосредоточиться, ограничиться самым необходимым и по-настоящему ощутить и увидеть те немногие объекты, что находились на острове. Редко прочтешь такие полные чувств описания моторов, лодок и разных инструментов.
И в конце концов автор покидает и сам остров. Дальше в море была только безымянная шхера, где «ни травинки не растет, нет вообще ничего, и мне почему-то кажется, тут хорошо слушать крики чаек», как сказал Брюнстрём.
Такова этика и эстетика этого острова. Каждый год штормы с него что-нибудь уносят: дрова, пирс, плодородную землю. Птицы ведут ожесточенную войну с новопоселенцами и полностью игнорируют их попытки защищать слабых. И тогда все заполняет тишина, островитянки начинают говорить шепотом, а затем и вовсе перестают.
И вот окончательное расставание. В отличие от нас, простых смертных, они осознают, что они здесь в последний раз. Посему надо попрощаться, насколько это возможно, с достоинством и изысканно. И осознать, какой незначительной, бренной и, может быть, даже неудачной была твоя собственная жизнь здесь, а также взглянуть этой грустной правде прямо в глаза.
«Значит, больше мне никогда не рыбачить. Не выливать помои в море и не собирать дождевую воду, не переживать за „Викторию“ – никому никогда больше не придется из-за нее переживать! Отлично. Затем я стала думать, почему бы не оставить луг в покое и не дать ему расти как вздумается, а красивым камням перекатываться, как им хочется, – никто не будет на них любоваться, и так далее… А потом я рассердилась и решила, пусть птичья война идет, как идет, и пусть любая чертова чайка впредь считает, что весь дом принадлежит ей одной! Я снова пошла в дом и стала составлять список причин не жить на острове <…>». И они никогда больше не оглядывались назад.
Когда я опубликовала свою рецензию, Туве Янссон ответила мне на нее письмом. Ответные письма от авторов – редкость, но я слышала о тех, что в итоге перерастали в дружбу на всю жизнь или дарили детей любви. Это письмо было единственным, что я получила за все годы работы литературным критиком. У меня по-прежнему тепло от него на душе. Вот что Туве написала:
Сара Энхольм Йельм
23.11.96
Дорогая Сара
