Книга Екатерина Медичи. Итальянская волчица на французском троне - Леони Фрида

Генрих, всегда охотно принимавший божьих людей, а особенно такого, который принес известия от преданных ему сторонников в Париже, согласился повидаться с ним в восемь утра на следующий день. В тот вечер Клеман ужинал с де Ла Гюслем и его товарищами. Он оказался общительным человеком и, как вспоминали его сотрапезники, резал мясо собственным острым ножом, ведя беседу о последних событиях в мятежной столице.

На следующее утро Ла Гюсль отвел Клемана на аудиенцию к Генриху. Стражи по непонятной причине забыли обыскать убийцу. Ему задали несколько вопросов, и всем показалось, что он, и вправду, принес жизненно важные вести королю. Потому Клемана проводили прямо в кабинет Генриха. Король был еще не полностью одет и сидел на стульчаке; он приветствовал монаха такими словами: «Привет тебе, брат мой! Что нового в Париже?» И, не обращая внимания на протесты присутствовавших, король настоял, чтобы монах подошел к нему поближе. Клеман поцеловал руку королю и подал ему рекомендательное письмо. Генрих, желая услышать новости, жестом велел монаху пригнуться к нему и говорить шепотом на ухо. Клеман склонился, как будто доставая корреспонденцию, но вместо этого выхватил из рукава нож и вонзил его по самую рукоятку королю в живот. Генрих вскочил с криком: «Ах! Боже мой! Злодей ранил меня!» Он вырвал нож из раны и дважды ударил Клемана в лицо, в то время как стража набросилась на монаха. Потом тело цареубийцы выбросили из окна. Генрих, обливаясь кровью, в одной руке держал нож преступника, а другой пытался зажать рану, причем из полости вываливались кишки.

Вначале король почти не чувствовал боли и говорил довольно сильным голосом. Хирурги казались не лишенными надежды: они вернули на место внутренности, хотя их пациент потерял сознание от боли. Когда они закончили перевязку, внебрачный сын короля Карла IX, Шарль де Ангулем, молодой человек, коего король очень любил, явился в спальню и, увидев, в каком ужасном положении его дядя, заплакал. Очнувшись, Генрих погладил юношу по голове и успокоил его такими словами: «Сын мой, сын мой! Они пытались убить меня, но Господь милостив, им это не удалось. Это ничего; скоро мне полегчает!» При этом он сунул палец под повязку и потрогал рану, дабы убедиться, что внутренности на месте. Один из королевских хирургов, не разделявший оптимизма коллег, отвел шестнадцатилетнего мальчика в сторону и шепнул ему: он считает ранение короля смертельно опасным.

В десять утра король, лежа в кровати, распорядился разослать в провинции сообщения о его ранении и надеждах на выздоровление. Он жаловался на холод и онемение конечностей, так что Малыш Шарль оставался при нем, растирая заледеневшие руки и ноги. Затем у ложа короля отслужили мессу, а потом он продиктовал письмо к королеве Луизе, рассказывая ей о покушении на его жизнь. Король также приказал вызвать Генриха Наваррского; прибыв и увидев, в каком состоянии король, он уже не сомневался в исходе. Король то погружался в сон, то просыпался, после полудня у него началась лихорадка, потом его вырвало кровью. Вместе с лихорадкой начались жуткие боли.

Понимая, что ему осталось жить не более нескольких часов, король страстно пожелал причаститься, но вначале обратился к собравшимся дворянам. Протянув Генриху Наваррскому руку, он сказал: «Видите, брат мой, как обращаются со мной мои подданные… Берегитесь, не забывайте о безопасности!» И продолжал: «Настало время вам, брат мой, носить корону, которую я с немалыми трудами сохранил для вас. Справедливость и принцип законности требуют, чтобы вы наследовали мне. Но вам придется столкнуться со многими бедами, пока не решите сменить религию». Король Наваррский, глубоко взволнованный, ничего не отвечал. Затем король потребовал, чтобы его офицеры и вельможи принесли клятву верности человеку, который вскоре станет их монархом, объявив, что его это зрелище весьма порадует и успокоит. Преклонив колени у ложа короля, они пообещали хранить преданность Генриху Наваррскому. Тот, обливаясь слезами, получил от короля благословение и удалился вместе с остальными. Измученный король проспал несколько часов. Проснувшись, он воскликнул: «Мое время пришло!» Исповедовавшись и причастившись, он умер спустя два часа, в четыре часа утра 2 августа, в результате сквозного ранения кишечника и внутреннего кровотечения. С кончиной любимого сына Екатерины династия Валуа прекратила свое существование.

Перед новым королем, Генрихом Бурбоном, получившим имя Генриха IV, стояла сложнейшая задача: стать королем не только по названию, но и в действительности. Услышав об убийстве Генриха III, ультракатолики провозгласили престарелого кардинала Шарля де Бурбона, дядю Наваррского, королем Карлом X, но его племянник вскоре после этого захватил кардинала в плен. Еще четыре с половиной года Генрих боролся против объединенных ультракатолических сил, которым помогали герцог Савойский, Филипп II и папа. «Я правлю страной в седле и с оружием в руках», — говорил он, призывая солдат «объединяться под моим белым плюмажем».

Париж упорно не сдавался, и Генрих, наконец, решил, что настало время перейти в католичество. 23 июля 1593 года в Сен-Дени произошла важнейшая церемония, на которой присутствовали сотни парижан, пришедших из города, чтобы лицезреть, как король отринет протестантскую веру. Генрих был одет очень просто, как полагалось кающемуся, в черном платье с узким белым воротником, без украшений. Когда он шел в церковь, толпа (по разным сведениям, от 10 до 30 тысяч человек) кричала: «Да здравствует король!» Вечером того же дня, после церемонии, когда король, стоя на холме Монмартр, обозревал город, он, как утверждают, изрек: «Париж стоит Мессы».

После долгих тайных переговоров и обещания всеобщей амнистии сорокалетний король, наконец, въехал в Париж на рассвете 22 марта 1594 года. Он въехал через Новые ворота, те самые, через которые Генрих III бежал после Дня Баррикад, почти шесть лет назад. Сопротивления не было. После благодарственной службы в соборе Нотр-Дам он проявил недюжинную смелость, когда без охраны шел по улицам, и толпа приветствовала его. Для горожан стало приятным сюрпризом то, что «жуткий людоед» оказался нормальным человеком. Дабы засвидетельствовать свою преданность Генриху, люди повязывали на руку шарфы его цветов.

Испанские войска, квартировавшие в столице, покидали Париж. Когда они салютовали королю, он, как утверждали, крикнул: «Передавайте привет своему господину, но никогда больше не возвращайтесь!» Обещанное им милосердие принесло ему уважение и долгожданную любовь парижан, хотя сооруженные близ ворот Сент-Антуан виселицы предупреждали о намерении короля вершить правосудие, отстраивая город заново.

Марго давно уже жила отдельно от мужа к моменту, когда он стал королем. Еще в 1592 году Генрих заговорил об аннулирования их брака; ему отчаянно нужны были законные наследники, посему он должен был освободиться и жениться заново. Марго, все еще жившая в Оверни, выторговала для себя отличную финансовую сделку. Она получила солидный доход, ее внушительные долги были уплачены, и, вдобавок, за ней оставался титул «Вашего Величества» и наименование «королева Марго». Развод супругов (полученный лишь в 1599 году) основывался на трех пунктах: Марго вступила в брак помимо своей воли; супруги состояли в кровном родстве (мало того, что они приходились друг другу троюродными братом и сестрой, Генрих II был еще и крестным отцом жениха, соответственно, они считались родственниками также в духовном отношении), а кроме того, ни до, ни после бракосочетания Екатерина так и не получила папского разрешения на брак. Предполагаемое бесплодие Марго, — с канонической точки зрения аргумент несколько сомнительный — видимо, также помогло ускорить процесс.