Книга Греческое сокровище. Биографический роман о Генрихе и Софье Шлиман - Ирвинг Стоун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я пытаюсь найти самые теплые слова приветствия новому почетному члену Берлина и его милой жене. Это большое счастье, что доктор Шлиман, живший вдали от Германии уже сорок лет снова оборотил свое сердце к родному отечеству. Воскресшая любовь подсказала доктору Шлиману подарить нам троянские сокровища и сделать Берлин их хранителем. Эти замечательные сокровища навеки останутся в нашем городе как символ горячей преданности доктора Шлимана науке.
Гости поднялись и зааплодировали. Софья посмотрела на мужа: лицо у него было открытое, уверенное, спокойное. Мальчик на побегушках, спавший на полу под прилавком бакалейной лавки Теодора Хюкштедта, победителем вернулся в свое отечество.
— Я высоко ценю оказанную мне великую честь, — сказал Генри, поднявшись на ноги и держа в руках красиво иллюстрированный диплом, поднесенный ему бургомистром. Хочу выразить сердечную благодарность бургомистру, муниципальному совету и всем жителям Берлина. Должен честно признать, я отдал навечно мои находки Германии только благодаря моему высокочтимому другу профессору Рудольфу Вирхову. Я мог бы сейчас в самых ярких словах рассказать вам, какую великую радость приносят археологу его открытия. Но мы с моей женой испытываем еще большую радость от того, что можем подарить Германии такой подарок.
Когда аплодисменты стихли, поднялся директор королевских музеев профессор Шёне.
— Бургомистр и муниципальный совет Берлина доверили мне совершенно особую честь—провозгласить тост за здоровье госпожи Софьи Шлиман.
С этими словами он повернулся к Софье, поднял бокал и официальным тоном произнес:
— Фрау доктор Софья, с большим удовольствием сообщаю вам, что вы тоже почетная горожанка Берлина.
Генри протянул Софье диплом. Даже еще не заглянув в него, Софья знала, что там стоит только одно имя: «герр доктор Генрих Шлиман», что имени «фрау доктор Софья» там нет. Но какое это имело значение? Она видела только сияющие глаза Генри, его счастливое лицо — он получил свою награду.
Софья встала, прижимая диплом к кружевам, украшающим ее черное бархатное платье. Когда стихли аплодисменты, которыми наградили ее эти великие и знатные мужи Берлина, она ответила им по-немецки с едва заметным акцентом:
— Я принимаю эту честь от имени моего мужа. У него хватило мужества и прозорливости одному пойти против мнения всех и проложить для человечества путь в доисторическую эпоху. Если я и причастна в какой-то степени к его великой работе, так только благодаря его доброму сердцу. Мне выпало счастье участвовать в великих, удивительных свершениях, помочь мужу подняться до таких высот, которые мало кому доступны. И я считаю, что не зря прожила свою жизнь. Я могла бы тихонько всплакнуть, ведь троянская коллекция теперь навсегда потеряна для моих любимых Афин. Но если ей не суждено было остаться в Греции, то правы герр доктор Шлиман и герр доктор Вирхов: ей место только на родине моего мужа. Я благодарю бога за все то счастье, которое принесли мне двенадцать лет моей супружеской жизни. И в заключение хочу выразить глубокую признательность кайзеру Вильгельму, кронпринцу, канцлеру Бисмарку, герру доктору Вихрову и всем замечательным людям науки и искусства, собравшимся здесь на этот незабываемый вечер.
Софья посмотрела в дальний конец своего стола, туда, где сидел епископ Вимпос. Лицо его светилось такой любовью, что Софья, приложив пальчики к губам послала епископу едва заметный воздушный поцелуй.
1
Софье 1 января 1882 года исполнилось тридцать лет. Генри 6 января — шестьдесят. Праздновали два дня рождения вместе в «Палатах Илиона». В этот год Генри был старше своей жены ровно вдвое.
— Как ты себя чувствуешь в тридцать лет?
— Вполне зрелой женщиной. А ты как в шестьдесят?
— Я раньше думал, что в шестьдесят лет человек уже стар.
— И ты действительно чувствуешь себя старым?
— Нет, но я привык к этой мысли.
Время для Софьи перестало распадаться на часы, дни, недели. Оно текло так же спокойно и плавно, как речка за ее садом в Кифисьи. В прошлом месяцы, годы были четко отделены друг от друга, как геологические слои на горе Иде. Теперь все они слились, и Софья, как женщины Троады, считала, что время подобно речкам Симоис и Скамандр, течение его непрерывно. Тридцать лет — возраст зрелости. Она теперь по-иному стала смотреть на прошлые события.
Генри опять рвался в Трою, но не потому, что мечтал о новых сокровищах, хотя это было бы не так уж и плохо; после выхода в свет «Илиона» Генри стали одолевать сомнения, которые он хотел разрешить на месте. Они сидели в библиотеке перед камином, в котором горели большие поленья, и Генри делился с Софьей тем, что его беспокоило все больше и больше.
— Гомер с надежностью очевидца описал троянскую равнину, холмы, реки, оружие, утварь, и он не мог бы назвать «великим», «пышным», «процветающим градом с широкими стогнами» маленький городишко. А Троя, которую мы откопали внутри крепостных стен, занимала совсем небольшую площадь.
Софья согласно кивнула.
— Если бы Троя была небольшим укрепленным поселением, каким был, судя по его руинам, третий город, армия ахейцев легко могла бы захватить его в несколько дней и не было бы никакой троянской войны с десятилетней осадой.
— Разумеется.
— Гибель такого городка вряд ли могла вдохновить аэдов на создание великих произведений, этот маловажный эпизод очень скоро исчез бы из памяти народа. И Гомер не создал бы свой грандиозный эпос.
Генри теперь уже ходил по библиотеке — ежедневная весьма продолжительная прогулка.
— Где-то мы допустили ошибку. И я решил выяснить, где именно, — сказал он.
Генри уже мечтал о новых раскопках. «Палаты Илиона» стали подготовительным плацдармом для решительного наступления. Две гостевые комнаты были заняты Вильгельмом Дёрпфельдом и молодым архитектором из Вены Иозефом Хёфлером, приехавшим с очень хорошими рекомендациями. Генри нашел десятников — двое проявили себя наилучшим образом на раскопках в Олимпии. Нанял личного слугу и кухарку. Слугу перекрестил в Эдипа, кухарку стали звать Иокастой. Скоро во двор стали прибывать один за другим фургоны, груженные раскопочным снаряжением; сотня заступов и тачек, пятьдесят кирок, сорок ломов, двадцать телег. Дети были в восторге, им тоже очень хотелось раскапывать Трою. Когда со двора съехал последний фургон, направляясь в Пирей, Софья с облегчением вздохнула: в доме опять стало тихо.
Генри отбыл в середине февраля. Софья собиралась ехать в начале июля, когда станет совсем тепло, вместе с ней ехала Андромаха. Его первые письма были полны гневных излияний. Хотя бараки и снаряжение в наилучшем виде — всю зиму их охранял нанятый им сторож, и надо всего только покрыть крыши непромокаемым брезентом, — но портят жизнь турецкие чиновники. Правительственный наблюдатель Бедар-эд-дин категорически запретил Дёрпфельду и Хёфлеру делать какие-либо измерения и зарисовки: конечно, они шпионы и хотят снять план крепости в Кумкале в пяти милях от Гиссарлыка. Зря, что ли. Дёрпфельд привез с собой специальные топографические приборы? Двум архитекторам ничего не оставалось, как; присоединиться к Генри: он расчищал только что раскопанные ворота, наружные и внутренние стены, фундаменты домов.