Книга Человек с яйцом. Жизнь и мнения Александра Проханова - Лев Данилкин

Проханов объясняет автору свои критерии государства и смысл «Крейсеровой сонаты». Газета «Завтра». Процветающий непотизм. Роман «Надпись».

Уютное местечко между Боно и Человеком-Пауком. Злополучный «Теплоход „Иосиф Бродский“». Проханов как «существо особого порядка».

«Симфония Пятой империи». Автор делегирует свои полномочия орнитологам

12 августа 2000 года крейсирующая в районе Баренцева моря российская атомная подводная лодка «Курск» лобовым ударом таранится американской субмариной «Мемфис» и затем торпедируется второй американской подлодкой «Толедо»; чтобы скрыть обстоятельства столкновения, попытки помочь оставшимся в живых морякам не предпринимаются, да и не могут быть предприняты, потому что соответствующее оборудование за несколько лет до этого продано в Голливуд для съемок «Титаника» — по крайней мере, именно эта версия событий возникнет в результате расследования инцидента независимыми западными журналистами и будет многажды изложена в газете «Завтра».

Тогда же во внутреннем арсенальном отсеке Проханова детонирует болванка нового романа, чтобы через три года вырваться на поверхность взрывом «Крейсеровой сонаты». «Соната» — гроссбух, которым эксперты, придерживающиеся теории о Проханове-графомане, имеют достаточно оснований пользоваться как весомым аргументом, но который открывается потрясающей — и с этим вряд ли кто-то может поспорить — увертюрой, посвященной собственно катастрофе «Курска».

Между тем еще месяц назад он был настроен совсем иначе. В июле 2000-го Путин должен был встречаться с журналистской элитой — главными редакторами печатных СМИ. Проханова туда не пригласили. Это его дико возмутило: как же так, позвали всех врагов России, «либеральный мусор», а его, империалиста, государственника — проигнорировали. И это при том, что власть явно движется в правильном направлении: в мае проведены обыски в «Медиа-мосте», 13 июня по обвинению в хищении госсредств задержан Гусинский, а чуть позже, в начале сентября, начнется травля Березовского. Разумеется, Проханову любопытно встретиться с Путиным, который так явно отмежевывается от ельцинской Семьи и ее реликтов. Подбив участвовать в этом деле Чикина, главреда «Советской России», он сочинил письмо непосредственно Путину, «исполненное изумления и гневных интонаций».

Решено было отказаться от стандартного бюрократического способа отправки письма. Они явились к Боровицкой башне, где постучались в окошко охраны. Представившись сотруднику ФСБ, они заявили, что хотят передать письмо Путину. Очень корректно человек в штатском переспросил их, правильно ли он понял, что они хотели бы, чтобы это письмо было передано непосредственно в руки президента? Проханов подтвердил: «Да, товарищ подполковник, вы абсолютно точно меня поняли». «Хорошо, мы передадим в руки помощника». Письмо оказалось у помощника в тот же день, тот показал его Путину, и Путин самолично позвонил Чикину: приходите.

«Конечно, это была сенсация — и для публики, и для меня. Я впервые после огромного перерыва попал в Кремль. Последний раз я был в Кремле, когда меня награждали орденами, а с тех пор в Кремль вселился демон, мой враг: это было убежище Ельцина. Когда я проходил мимо Кремля, у меня случался приступ внутренней невралгии, отторжения этой цитадели… И вдруг я опять оказался среди родимых моих, любимых куполов… Путин, как всегда, опоздал, он имеет удивительную способность опаздывать. Он принял нас в библиотечном зале — и очаровал меня, как он умеет это делать; легкий, изящный, комплиментарный, тушуется постоянно в разговорах, не давит на собеседника, чуть что, извиняется так неловко. Он создает для собеседника атмосферу психологическую, в которой собеседнику комфортно, не страшно, ему хочется если не исповедаться, то поделиться, не спросить, а рассказать».

— А чего вы так туда рвались?

— А мной двигала такая статусная обделенность, с одной стороны, и ненависть к либералам, которые не заслуживали того, чтобы обсуждать проблемы империи и государства. Ущемленное самолюбие, гордыня. Потом, Путин ворвался на волне чеченской кампании. А кто был певцом армии в чеченской кампании? Все мои поездки в Грозный, «Идущие в ночи», Трошев. Единственный главный редактор газеты поехал в Грозный…

В этой библиотеке они провели полтора часа. Самым интересным из обсуждавшегося был китайский вопрос. Все началось с того, что главные редакторы заметили, что отношения новой администрации с США вызывают в патриотическом лагере раздражение. Путин отвечал, что главная, по его мнению, опасность — это Восток: именно Китай является потенциальным противником России. Дальше они вышли на любимую прохановскую тему — треугольник Россия, Китай и Америка, в котором будет решаться судьба XXI века и России в том числе. Путинские высказывания коррелировали с прохановским представлением о том, что, лавируя между Штатами и Китаем, Россия могла бы выиграть стратегическое время. Они поговорили о том, стоит ли размещать «першинги» на российско-китайской границе. Затем — о компартии, о левом движении, «по-детски, тихо, наивно, по-доброму». Путин, по его словам, заявил, что не будет особой беды, если компартия будет ужата и ее влияние будет ограничено.

Карикатура из газеты «Дуэль».

Этот контакт, в ходе которого они лоббировали интересы оппозиции, был замечен: либеральные газеты тотчас же обвинили Путина в красно-коричневых симпатиях. «Мое появление у Путина легализовало меня, я уже не был исчадием ада, на мне лежало ОТК. Я опять был в Кремле. Это всех потрясло». Со своей стороны, он, до того писавший о Путине в жалостно-уничижительном тоне (похож на выпавшего из гнезда воробья, птенца, которого хочется пригреть, и т. п.), сочинил несколько не столько комплиментарных, сколько каких-то ноздревских передовиц: «Путин, налей молока ребенку!», «Путин, посмотри на Дальний Восток глазами Сталина. Посмотри на Чубайса глазами Берии. Ополосни ладони после того, как здоровался с „гориллами российского бизнеса“. Пожми руку русскому адмиралу-дальневосточнику. Обними солдата-срочника на острове Русский» (август, 2000). Особенно оценив послание ельцинского преемника Федеральному собранию, Проханов замечает: «Сберечь от вымирания народ… строгий мобилизационный проект… все это присутствует в деяниях Путина. Все это побуждает людей независимо от их партбилетов и кредитных карточек поддерживать Президента».

Впечатления от этой встречи попали — отдельной главой — в «Идущие в ночи», где Проханов впервые описывает Путина, «похожего на Андрея Болконского», говорящего о русском, имперском.

Этот первый период обольщения длился недолго. Уже осенью стало понятно, что развод новой администрации с Березовским и Гусинским — на самом деле вопрос менеджмента, а не кардинально новый политический курс. 2 декабря Зюганов на съезде своей партии проницательно замечает: «Показательная порка Березовского и Гусинского ничего не меняет. Старые олигархи заменяются новыми: абрамовичами, мамутами и Дерипасками».

По «Господину Гексогену» видно, как заинтересованность и почти влюбленность («Кто этот человек, похожий на шахматного офицера, вырезанного из слоновой кости?») постепенно превратилась в раздраженное недоумение. Подполковник сначала оказывается пустышкой, случайно перенявшей патриотическую риторику, — а затем, фиксирует Проханов, изощреннейшим паразитом, злокозненно похитившим патриотические идеи, с тем чтобы разрушать Россию с еще большей эффективностью.