Книга Кракен - Чайна Мьевилль

Около Билли снова возникла раковина, в нескольких дюймах от нее вернулась на место стена. Заточенный в аквариум кракен шипел с помощью своего сифона. Стена росла.

— Это не животное и не бог, — заявил Билли. — Он не существовал, пока я не стал за ним присматривать. Это мой экспонат.

Новые правила были зачеркнуты. Билли чувствовал, что идет борьба. Он видел, как стена то уменьшается, то растет, то появляется, то исчезает, он то мог противостоять, то нет, он ощущал, как чертово небо изменяется и переделывается согласно написанным инструкциям и готово исчезнуть в дуэли по чистописанию, которую вело сознание Гризамента, теперь усиленное магической мощью кракена: магия чернил сражалась с щупальцами создания, которое совсем не было кракеном.

Экспонат прижал свои руки к стенкам аквариума. Присоски прижались к пластику, подтягивая к нему огромное тело. Это не было попыткой выбраться — кракен не мог существовать без этого вместилища.

Билли стоял.

Он сам пробудил в нем сознание. Архитевтис, вождь. Образец, изнывающий без консерванта. Парадокс в форме спрута, а не морское животное. Архитевтис, Билли понял это только сейчас, не был неопределенным существом в глубоких водах, которое всегда оставалось только самим собой. Архитевтис появился, когда человек назвал его так.

— Он принадлежит нам, — сказал Билли.

Чернила спрута обладали чудовищной магической силой: в этом Гризамент был прав. Но Вселенная услышала Билли, и слова его звучали убедительно.

Может быть, если бы Гризамент брал чернила прямо из глубоководных обитателей, а не из законсервированного, стерилизованного, находящегося под присмотром существа, власть его была бы настолько всеобъемлющей, насколько ему хотелось. Но это были чернила архитевтиса, не склонные выполнять прихоти мага.

— Это экспонат, и о нем написано в книгах, — сказал Билли. — Мы написали его.

Чернила, смешавшись, сражались друг с другом. Вселенная гнулась от их борьбы. Но так же, как Гризамент смешался с чернилами, так и они смешались с ним; как он получил их силу, так и они приобрели силу Гризамента. Кроме того, много Гризамента пролилось: от чернил осталось больше, чем от него. Чернила принадлежали музейному экспонату, курируемому гражданином Лондона по имени Билли, и мало-помалу они покорили чернильного человека. Стена поднялась снова. Бёрн рухнула на землю.

Гризамент испустил страдальческий вопль, от которого содрогнулся дом, и выскользнул из себя самого, как и вся остальная его сущность, — в поток, в канализацию. Он был переписан. Он был стерт чернилами, которые, победив его, мгновенно удовлетворились этим, возвратились в неодушевленное состояние и выпали из воздуха темным дождем.

Стена вернулась. Кухня вернулась. Мокрый дом был снова полон мертвых рыб.

— Что ты наделал? — кричала Бёрн на Билли. — Что ты наделал?

Все, что составляло Гризамента, ушло. Остался только архитевтис-зомби в аквариуме, еще шевелившийся, вонявший химикатами, с бледной шелушащейся кожей и вялыми парализованными щупальцами в чернилах, которые стали просто темной серо-коричневой жидкостью.

Глава 79

Оружейники разбежались. Зачем им было оставаться? Бёрн осталась. Зачем и куда ей было идти? Она позволила Билли разоружить ее и опустила руку в лужицу воды на полу.

— Классно управился, — одобрила Коллингсвуд.

Билли сидел, прислонившись спиной к мокрой стене. Итак, Лондон спасен от космического тоталитаризма Гризаментовых письмен. Послышались шаги Саиры и Саймона, увидевших, как бегут враги. Коллингсвуд повернулась, когда они вошли.

— А теперь никому не двигаться! — приказала она. — Полиция. — Они уставились на нее. — Да ладно, это я прикалываюсь. Что случилось, Билли? Боже, посмотрите на эту хрень! Что это он так выдрючивается?

Архитевтис вяло извивался. Коллингсвуд слегка придерживала Бёрн, которая поникла и не пыталась бороться.

— Где твой призрак? — спросил Билли у Саймона.

— Кажется, ушел.

Раздались вой сирены и шуршание колес по мокрой от морской воды мостовой. Полиция появилась довольно быстро.

— Привет, Бэрон, — сказал Билли.

Тот, выпучив глаза при виде такого разорения, вошел с пистолетом на изготовку. Полицейские, ошалев от увиденного, глазели на подергивающегося спрута и обессиленных участников битвы.

— Билли, — сказал Бэрон. — Билли, чертов Билли Харроу, я в жизни такого не видел…

— Босс, — сказала Коллингсвуд и повернулась к нему спиной. — Смотрите-ка, вы даже доехали.

Она закурила.

— Чем вы тут, черт побери, занимались? — поинтересовался Бэрон.

— Могу просветить вас, — предложила Коллингсвуд.

— Где Варди? — спросил Билли.

Бэрон пожал плечами.

— Ты пойдешь со мной, Билли.

— Молодец, босс, — сказала Коллингсвуд. — Покажите им, что к чему.

— Хватит уже ваших издевок, Кэт.

— Я поеду с вами. — Билли кивнул. — Смогу хотя бы поспать.

— И что со всем этим делать? — Бэрон оглядел помещение.

— Коллингсвуд напишет отчет, — ответил Билли.

— Это вряд ли, — отозвалась та, осматривая комнату, прищуриваясь и принюхиваясь, верша колдовство. — Погодите.

Билли приблизился к архитевтису. Бэрон позволил ему подойти к аквариуму, но присматривал за ним. Билли заговорил со спрутом шепотом, словно с норовистой собакой.

— Привет, — сказал он восьмиметровому законсервированному, вооруженному многочисленными щупальцами новорожденному существу, которое двигалось в остатках консерванта, обмазываясь жидкостью при помощи цепких конечностей. Как бы ему хотелось погрузиться в формалин целиком!

— Это еще не конец, — сообщила Коллингсвуд мертвым голосом.

— Слушай, — обратился Билли к архитевтису; тот шевелил щупальцами в руку толщиной. — Ты справился. Ты нас спас.

В ответ раздалось хлюпанье. Коллингсвуд глубоко дышала и смотрела на Билли с каким-то измученным выражением. Саира хмурилась. Билли снова услышал влажный звук.

Это была огромная куча рыбьей плоти, которую Билли давно заприметил. Оно глядело со злобой. Что-то качнулось, перевалившись с одной стороны на другую. Это было рогатое чудовище, огромный морской черт, раздавленный собственным весом и совершенно беспомощный на суше, который мучительно старался открыть сжатую ротовую щель. Он смотрел, как человек приближается, и снова покачал из стороны в сторону приманкой — все еще светящейся ловушкой на длинном отростке, что торчал из его лба. Может, он пытался заманить Билли к себе в пасть, даже сейчас, когда задыхался в воздухе?

Нет. То были не судорожные подергивания, не имитация движений рыбок, которая применялась для охоты. Это маятникообразное покачивание было человеческим жестом. Существо говорило на своем языке, изображая отрицание. Билли сказал архитевтису: «Ты спас нас», а море ответило: «Нет, нет, нет, нет, нет».