Книга Дневник из преисподней - Ирина Гордеева

и разочарование привели к абсолютно логичному выводу — я никогда не была совершенной, а мои ощущения превосходства над другими людьми являются самообманом.

Я благодарна им за это, но я не простила их, ибо они взрастили во мне гордыню и обвинили в чем-то более худшем, чем простая человеческая глупость, причинив мне слишком сильную боль, лишив меня веры в собственные силы.

Я благодарна им за урок, но разрушение собственного мира было настолько болезненным, что убило во мне веру в учителей и их нравственное превосходство. При этом окрепшая гордыня никуда не исчезла, но со временем мне хватило разума обуздать ее огромнейшее влияние на свои поступки и решения.

Учителя, приглашенные милордом, были скорее практиками, нежели профессиональными знатоками теории, и мы легко нашли общий язык благодаря школьным знаниям, сохранившимся в моей голове. Мы учились друг у друга, и это был наиболее приемлемый способ обучения для меня после столь болезненного разочарования в учителях моего детства и юношества.

Какое-то время милорд продолжал обучать меня искусству боя, но затем моим учителем стал сэр Каас Ли. Я встречала милорда лишь во время ранних завтраков или поздних ужинов, а иногда он исчезал на несколько дней и даже недель. Я не помню сейчас, сколько прошло времени после его последнего исчезновения, но его возвращение я запомнила очень хорошо.

Милорд не приехал — его привезли в очень тяжелом состоянии. Вопреки природе людей этого мира, нетяжелые раны милорда по непонятным причинам воспалились и не желали затягиваться. Сэр Каас Ли довольно сбивчиво рассказал мне, что между ним и милордом состоялся всего лишь дружеский учебный бой — так, чтобы кости поразмять и освоить парочку новых приемов. Но в результате милорд был легко ранен, а к следующему утру рана воспалилась настолько, что милорд не смог выйти из палатки после ночного сна.

Сэр Каас Ли доставил милорда домой настолько быстро, насколько позволяло его состояние, и воин, посланный за сэром Раэном, уже въезжал вместе с ним в ворота, когда я, сэр Да Ахон и пара моих гвардейцев вернулись с вечерней прогулки. Застав небольшую суматоху во дворе, еще не зная о ранении милорда, я поняла, что он вернулся, но при виде доктора искренне забеспокоилась. Мы пересеклись с ним и пока шли в покои милорда, сэр Каас Ли поведал краткую историю учебного боя и ранения милорда. Он не просто чувствовал себя виноватым, он смотрел на доктора и на меня, как ребенок смотрит на взрослых, наделенных абсолютной силой, способной разрешить любую детскую проблему…

Сэр Раэн не возражал против моего присутствия, даже заставил переодеться и помочь ему. Он убрал повязку с раны милорда, располагавшейся на бедре, и даже я, не будучи врачом по образованию, поняла, что рана воспалилась и отекла.

Доктор почистил рану, зашил ее и снова перевязал. Милорд так и не открыл глаза, а доктор не смог привести его в сознание, как ни пытался.

— Отрабатывали удары в голень и не использовали доспехи? — Вопросительные интонации доктора в адрес сэра Каас Ли были явно неодобрительными, но я невольно посмотрела на Кааса, а он на меня.

Милорд редко надевал защитные доспехи во время учебных боев, можно сказать, почти никогда, и не было человека, который обладал бы влиянием на него и мог заставить надеть соответствующую экипировку. Сэр Каас Ли постоянно тренировался в паре с милордом, и, если он говорил, что это был обычный бой, то обвинять его было не в чем.

В любом случае сэр Раэн вскоре выпроводил нас из спальной комнаты и остался с милордом наедине, велев позвать дядюшку Кэнта — его левую руку.

Я вышла из замка и сразу же наткнулась на сэра Да Ахона, не пытавшегося скрыть своего нетерпения:

— Что с милордом? — Он не был огорчен и это было понятно.

Я вкратце обрисовала ему ситуацию, и мы устроились недалеко от центрального входа на сваленных возле конюшен бревнах, предназначенных для ее ремонта. И его следующий вопрос ударил меня силовой волной боли и беспокойства:

— Он умирает? — Два голоса прозвучали в моей голове одновременно и лишь один принадлежал сэру Да Ахону, а второй завладел моим разумом.

Горе и любовь были теми эмоциями, что сопровождали один из голосов, и он принадлежал не сэру Да Ахону. Последний что-то прочитал на моем лице и резко замолчал, и в моей голове остался только один голос:

— Помоги ему! — Это была не просьба и не приказ, а намного больше, и я подумала, что всегда ошибалась в том, что зло не умеет любить. Даже в кромешной тьме существует любовь, и тьма может плакать по собственным детям.

И я прошептала в ответ, что не знаю, как я могу помочь, и тогда голос покинул меня и исчезло даже ощущение чужого присутствия, и только сэр Да Ахон смотрел на меня с пониманием.

— Правитель Ночных земель знает все о своих сыновьях!

Я кивнула в ответ, и глядя на него, вдруг поняла, что беспокоило мое подсознание с того момента, как привезли милорда. Рана не желала исцеляться и поразительные способности к регенерации исчезли, словно милорд тоже был рожден в моем мире.

И я не сдержала свой стон понимания:

— Он болен из-за меня! — Я соскочила с бревен и уставилась прямо на бывшего начальника городской стражи, а он уставился на меня, — Я оставила в нем часть своей души и она убивает его, как болезнь, как вирус, которым я его заразила! — До этого момента я и понятия не имела, насколько сильно повлияла на милорда, однажды вторгнувшись в его разум, и сколь сильна наша связь, если часть меня, соприкоснувшись с его душой, повлияла и на тело милорда.

Сэр Да Ахон посмотрел на меня, как на спятившую, и я рассказала ему вкратце, каким образом покойный Король Орлов повлиял на мое тело, а Шэрджи благодаря этому, смог войти в него и ужиться вместе с моей душой.

Я сказала Да Ахону, что это напоминает болезнь, которая может передаваться от человека к человеку, и на моей родине такое происходит нередко. А потом я поняла, что иммунная система милорда не может бороться с тем, что живет в его крови, или уже израсходовала свой потенциал, и поэтому милорд умирает от совершенно пустячного ранения.

Мы оба — я и сэр Да Ахон поняли это, и я не испытала ничего, кроме настоящего беспокойства, осознав, что милорд может никогда не подняться с постели. Но сэр Да Ахон спросил меня, что я буду