Книга Рокоссовский. Терновый венец славы - Анатолий Карчмит

— Посмотрите на карту, — размышлял маршал. — Фактически вся Восточная Пруссия отрезана от центра Германии. Так ведь?

— Да, образован изолированный остров, — сказал Виноградов.

— Он может снабжаться только воздушным и морским путем, — добавил Боголюбов.

— Именно так, — поддержал его командующий фронтом. — Это ослабляет воздушные и морские силы противника. — Он подошел к столу, потушил папиросу и снова подошел к карте. — Мне кажется, учитывая наши возможности, с ликвидацией окруженной группировки противника можно не торопиться. Ее разгром — это вопрос времени. Пока мы находимся в ослабленном состоянии, я предлагаю начать операцию по разгрому померанской группировки немцев, и, как только мы получим подкрепление, сразу же ускорим развязку на берлинском направлении.

В конце февраля войска 2-го Белорусского фронта вновь пошли в наступление. Рокоссовскому хотелось как можно скорее разделаться с окруженной группировкой противника, чтобы высвободить силы для дальнейшего наступления. Но ему для выполнения этой задачи не хватало подвижных соединений. Рокоссовский по ВЧ связался с Верховным Главнокомандующим.

— Я прошу, товарищ Сталин, передать фронту одну из двух танковых армий, действующих в составе 1-го Белорусского фронта.

— Чем обоснована ваша просьба?

— Чем быстрее мы покончим с гитлеровцами в Восточной Померании, тем скорее освободятся войска для Берлинской операции.

— Какая армия находится ближе к вашему фронту?

— Первая танковая армия генерала Катукова.

— Хорошо, я согласен. Сейчас же даю команду.

Через несколько минут позвонил командующий 1-м Белорусским фронтом.

— Предупреждаю! — произнес Жуков недовольным голосом. — Армия должна быть возвращена в таком же составе, в каком она к вам уходит.

— Хорошо, — ответил Рокоссовский. — Я не предупреждаю, а прошу, чтобы армия нам была выделена боеспособная. Иначе нечем будет прикрыть фланг 1-го Белорусского, нашего уважаемого соседа.

Обмен «любезностями» между маршалами можно понять: всем хотелось иметь в своем распоряжении побольше сил — противник был еще силен и отчаянно сопротивлялся.

Рокоссовский сознавал, что гитлеровцы используют малейшую задержку в продвижении его войск для организации сопротивления, поэтому наступление шло без остановок и перегруппировок. За несколько дней войска фронта продвинулись на сотню километров и освободили около тысячи населенных пунктов.

В первой половине марта они подошли к Гданьску[51], мощному Данцигскому укрепленному району. Предстояли осада и штурм крепости.

Командующий фронтом перед штурмом отправился изучать оборонительные сооружения противника.

Его автомобиль с трудом пробирался по забитой техникой дороге. Но больше всего досаждали беженцы, которыми были запружены дороги. Давала о себе знать геббельсовская пропаганда, которая трубила об ужасах и зверствах советских солдат. Поэтому, едва заслышав об их приближении, люди с ужасом покидали насиженные места и убегали куда глаза глядят. По мере того как они убеждались, что советские солдаты не воюют с мирными жителями, людская река текла в другом направлении.

Обгоняя понуро бредущих по обочинам дороги немцев, маршал вспоминал горькие дни начала войны, когда вот так же, выбиваясь из сил, шли по дорогам наши старики, дети и женщины. Разница была лишь в том, что фашистские самолеты никого из них не щадили.

С командующим 19-й армией В. З. Романовским маршал поднялся на вышку, построенную в верхушках елей.

Балтийский ветер с гневом налетал на деревья, безжалостно тормошил их зеленые космы. Внизу, опираясь на собратьев, продолжала жить наполовину обнажившая свои корни сосна. На земле густым ковром росли вереск и можжевельник. Над Гданьской бухтой, куда впадала Висла, над розовым маревом висело яркое солнце.

В течение нескольких часов командующий фронтом вел наблюдение за крепостью Данциг — старинной, одной из сильнейших на Балтийском побережье.

Мощные, хорошо замаскированные форты держали под обстрелом все окрестности в радиусе 15 километров. Крепостной вал, сохранившийся с давно ушедших времен, плотным кольцом опоясывал город. Перед валом был построен внешний пояс современных оборонительных сооружений, к которому приложили руку лучшие военные инженеры фашистской Германии. На всех командных высотах были сооружены железобетонные и камнебетонные доты. По сведениям нашей разведки, эту цитадель защищали почти два десятка дивизий.

Не менее сильными были и укрепления на подступах к Гдыне[52]. Сухопутная оборона подкреплялась огнем с моря: в Данцигской бухте стояли шесть крейсеров, тринадцать миноносцев и десятки более мелких кораблей. Рокоссовский убедился, что такой хорошо укрепленной крепости ему еще не приходилось штурмовать.

— Непросто будет штурмовать такие укрепления, — сказал Романовский. — Потребуются крупные силы. Крепость расположена так, что придется брать ее в лоб.

Рокоссовский молча достал складной нож, спустился по лестнице на несколько ступенек вниз, срезал несколько березовых веток.

— Владимир Захарович, — улыбнулся маршал и протянул командарму соединенные вместе несколько палочек. — Ломайте.

Романовский, покраснев, взял их обеими руками и пытался сломать, но, как ни старался, у него ничего не получилось.

— Не могу.

— А по одной? — Рокоссовский не сводил с командарма улыбчивых глаз.

— По одной — пожалуйста.

— Вот так и мы поступим, будем ломать противника по частям, — сказал Рокоссовский, прильнув к стереотрубе. — Владимир Захарович, посмотрите в центр города, видите?

— Да, вижу.

— Красное здание — это ратуша. Она построена в 14–15 веках, — продолжал наблюдение маршал. — Метрах в двухстах правее — костел Святой Марии, тоже 14–16 век. Надо постараться все это сохранить при штурме.

— Откуда вы знаете историю этого города? — Романовский с удивлением посмотрел на маршала.

— Откуда? — задумался Рокоссовский. Его брови взлетели вверх. — Во время учебы в гимназии Купеческого собрания в Варшаве мы изучали историю города Гданьска. Я его хорошо помню по фотографиям. Город принадлежал тогда Германии, но поляки законно его считали своим.

Со стороны города раздалось несколько громовых ударов, гулким эхом прокатившихся над лесом.

— Слышите, Владимир Захарович? — кивнул Рокоссовский.