Книга Возвращение колдуна - Вольфганг Хольбайн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Поверьте, мой друг на самом деле так не считает. Но нам будет очень неудобно, если мы не сможем посмотреть это представление вместе.
Кассир смерил этих двух очень разных мужчин недоверчивым взглядом, с сожалением и почти с болью посмотрел на банкноты, лежавшие перед ним, и резко пододвинул их к Говарду.
— Мне очень жаль, месье, — повторил он. — Честно говоря, если бы я мог вам помочь, я бы сделал это. Но все билеты давно распроданы.
Говард еще раз бросил на него почти умоляющий взгляд, затем пожал плечами и, спрятав деньги в карман, отошел от кассы. Рольф немного задержался, укоризненно посмотрев на человека в окошке.
— Не нравится мне это, — сказал он, подходя к Говарду. — Ты действительно хочешь пойти туда один? Вполне вероятно, что это ловушка.
Он кивнул головой в сторону огромных двустворчатых дверей, которые вели в помещение оперного театра.
— Ловушка? — с улыбкой переспросил Говард. — Не думаю. Для того чтобы устроить ловушку, есть тысяча более удобных мест, чем это. — Он посмотрел вокруг себя и добавил: — И тем более в Париже.
Говард снова улыбнулся, как будто хотел показать свою уверенность, но тут же поймал себя на том, что тайком разглядывает толпу нарядных людей, которые ломились в холл Парижской оперы. Он и в самом деле не думал, что ему здесь может угрожать опасность. Тамплиеры никогда не тяготели к громким преступлениям. Они не испугались бы, если бы это действительно было необходимо, но обычно старались действовать без лишнего шума. Для того чтобы убить или похитить человека, можно было найти место получше, чем оперный театр.
Несмотря на это, Говарду явно было не по себе. На свертке, который передал ему Гаспар, стояла печать парижского ордена тамплиеров, и никто, будь он даже в невменяемом состоянии, даже подумать не мог о том, чтобы подделать эту печать. Однако в коробочке, кроме билета на эту премьеру и небольшого позолоченного театрального бинокля из белой эмали, больше ничего не было. «Есть только одна возможность разгадать эту загадку», — подумал Говард.
— Пора, — сказал он. — Я пошел. Думаю, будет лучше, если ты подождешь меня где-нибудь тут, снаружи. — Он указал на кафе, огни которого горели на противоположной стороне театральной площади. — Почему бы тебе не посидеть там и не выпить бокал пива или даже парочку?
Но Рольф даже не улыбнулся в ответ.
— Было бы лучше, если бы я пошел с тобой, — угрюмо заявил он. — Честно говоря, мне совершенно не нравится этот ребус с тамплиерской посылкой.
— Надеюсь, что в зале меня не ожидает ничего, кроме двух с половиной часов смертельной скуки, — пошутил Говард.
На этот раз Рольф ничего не сказал, и Говард, развернувшись, исчез в толпе любителей оперной музыки.
Перед гардеробом была такая толчея, что Говард, не снимая пальто, прошел прямо в зал и под уничтожающими взглядами лакеев направился к широкой лестнице, которая вела к ложам. Один из лакеев, облаченный в ливрею, вышел к нему навстречу и вежливо, но настойчиво попросил предъявить билет, а затем указал Говарду на дверь, за которой находилась ложа первого яруса. Хотя до начала представления оставалось еще более получаса, почти все места были уже заняты. Лакей довел Говарда до его места, жестом пригласил садиться и исчез.
Говард внимательно осмотрелся, чувствуя нарастающее напряжение и неясное беспокойство. Из зрительного зала доносился равномерный гул голосов множества людей, похожий на эхо его сердцебиения. Свет был уже приглушен, и он с трудом мог различать лица окружающих его женщин и мужчин. В оркестровой яме раздавались звуки различных музыкальных инструментов, которые настраивали перед началом представления, а темно-красный занавес, все еще отделявший зрительный зал от сцены, чуть сдвинулся, словно на него повеяло невидимым ветром.
Говард чувствовал себя весьма неуютно. Зачем он здесь? У него не было ни малейшего сомнения в том, что его бывшие братья собирались убить его. Но неужели они хотели привести свой приговор в исполнение тут, на глазах сотен, если не тысяч очевидцев? Говард не верил в это.
Время тянулось медленно. Иногда хлопала дверь, впуская в ложу очередного зрителя, который тут же проходил к своему месту, и Говард незаметно осматривал его, испытывая страх и беспокойство.
Наконец голоса зрителей стихли, свет начал медленно гаснуть, и одновременно с этим из оркестровой ямы послышались первые аккорды увертюры. Через несколько мгновений открылся занавес и перед публикой предстали фантастические декорации, украшавшие сцену. Любуясь этой красотой, Говард корил себя за то, что даже не поинтересовался, какую оперу сегодня дают, хотя и понимал, что на самом деле он был здесь не для того, чтобы наслаждаться музыкой. В то время как другие зрители вокруг него начали поудобнее устраиваться в своих креслах, Говард наклонился вперед, внимательно осмотрел сцену и поднес к глазам театральный бинокль.
Говард удовлетворенно вздохнул: несмотря на то что бинокль был очень маленьким, он все очень хорошо видел. Еще некоторое время он смотрел на сцену, а затем скользнул взглядом по рядам расположенных друг над другом балконов, опоясывающих зрительный зал. Казалось, что лица женщин и мужчин, которые сидели в ложах, находятся так близко, что до них можно дотянуться рукой.
Люди из высшего общества, старые и молодые, красивые и ничем не примечательные, и…
То, что он увидел, потрясло его как гром среди ясного неба.
Сначала Говард не поверил собственным глазам и некоторое время, ошеломленный и подавленный, надеялся, что, возможно, просто ошибся. Но в то же время он прекрасно понимал, что это не может быть ни ошибкой, ни иллюзией.
Он слишком хорошо знал это лицо, чтобы с кем-то его спутать.
Черные бездонные глаза и чувственные губы придавали лицу девушки некоторую экзотичность, непослушный локон, как всегда, выбился из прически, несмотря на то что его, очевидно, пытались заколоть… Казалось, что она вот-вот рассмеется, одарив своего собеседника ироничным взглядом.
Да! Он знал это лицо, слишком хорошо знал, чтобы с кем-то его спутать.
Руки Говарда задрожали, и он настолько сильно сжал бинокль, что тот тихо затрещал.
— Офелия! — прошептал он. — О Боже!
Мужчина, сидевший справа от Говарда, бросил на него неодобрительный взгляд, но тот даже не заметил этого. Его глаза были прикованы к бледному лицу девушки, которое казалось ему видением из далекого прошлого. Затем чья-то тень придвинулась к Офелии, и в поле зрения Говарда попало еще одно лицо. Это был худой темноволосый мужчина средних лет, с аккуратной бородкой и пронизывающим взглядом черных глаз.
— Нет! — вскрикнул Говард. — О нет, только не это! Разве можно быть такими жестокими!
Его сосед в ложе кашлянул, снова выражая недовольство, и, когда их взгляды встретились, Говард понял, почему он находится здесь, в опере, и каким будет его наказание. Говард с такой силой сжал бинокль, что стекла в обоих объективах звонко лопнули.