Книга Дагги-Тиц - Владислав Крапивин

— Я уверена, что, когда вы станете депутатом, вопросы с дорогами будут решены в короткие сроки, — увесисто произнесла ведущая.

Молочный слегка наклонил блестящую голову: он тоже был уверен…

Зоя выключила телевизор.

— Нечего смотреть на подонков…

Один из «близнецов», Ромка, свел белесые брови и хмуро порадовался:

— Хорошо, что нет Гвидона. Он разнес бы сейчас телевизор.

— Не разнес бы, — возразил «близнец» Славик. — Больно ему надо ломать нужную вещь из-за всякого дерьма.

— Вячеслав! — сказала Зоя. — Мы договаривались, чтобы никогда никаких словечек…

— Это литературное словечко. У нас в школе биологичка всегда так орет: «Я не буду портить нервы из-за всякого дерьма, просто выкину вас в коридор!» — возразил Ромка.

— Она родственница Молочного, — сказал Славик. — Жена его племянника.

— Не племянника, а двоюродного брата, — уточнил Ромка.

— Какая разница, все равно дерьмо…

Зоя сделала вид, что хочет дать Славику по шее, но не дотянулась. И взяла гитару.

— Вот послушайте, что я сочинила для финальной песенки…

Мелодии для песен Зоя придумывала сама. Сперва наигрывала их на гитаре, потом на синтезаторе. После этого ребята (главным образом Никитка) разучивали под музыку слова. Потом Зоя уводила певцов к своим знакомым, в какую-то любительскую студию, и там делали записи. Конечно, были эти записи вовсе даже не профессиональные, для большой сцены не пригодные. Но для ребячьего спектакля — вполне…

И вообще Инки скоро понял, что для тех, кто в клубе «Штурманята», главное не сам спектакль. Важнее — работа над ним. Придумывать, репетировать, готовить костюмы, малевать на картоне декорации, дурачиться, в перерывах пить чай с сухими бубликами… Быть вместе. Спектакль — что? Какой-то час на сцене. А перед ним — недели и месяцы жизни…

Музыка, придуманная Зоей для финала, Инки понравилась (и всем понравилась). Была она похожа на марш, но не парадный, не торжественный, а… упругий такой. Будто его играют музыканты, уцелевшие после битвы. Им не хочется воевать дальше, но если придется, то что же… Не отступать же!

Инки любил смотреть, как Зоя играет на гитаре. Ее прямые светлые волосы свисали над струнами, светло-зеленые, как виноградины, глаза темнели, Зоя делалась даже красивой. Забывалось, что она толстоватая и нескладная. Она была наша Зоя — вот и все…

Зоя перестала играть и напевать, глянула из-под волос: что скажете? Все похлопали. Несильно так, снисходительно. Чего, мол, говорить и восхищаться: и так понятно, что мелодия самая та…

Пришли Гвидон и Валерий, принесли магнитофонные колонки, которые чинили у Гвидона дома. Зоя еще раз, специально для пришедших, сыграла свою новую музыку. Валерий сказал, что она Моцарт и Чайковский.

— И группа «Дети капитана Флинта», — добавил Гвидон. Он был сегодня непривычно весел. Может, потому, что хорошо починились колонки? Местную группу «Дети капитана Флинта» все знали как бездарную и хулиганскую. Зоя бросила в Гвидона штопаной диванной подушкой и попала в Никитку, который мастерил из мочалки бороду для Лесника.

— Большие, а до чего бестолковые, — подвел итог Никитка.

Стали обсуждать непростой вопрос: кого привлекать для массовых сцен. Следует ли звать для этого дела гвалтливый детсадовский народ или лучше «пусть людей будет поменьше, а вместо этого устроим шум за сценой».

— Ромка со Славиком могут вдвоем изобразить толпу, — ласково сказала Света. Она была слегка влюблена в «близнецов» (хотя и не могла разобраться, в кого из них точно).

— Да, мы можем, — гордо согласился Ромка (или Славик?).

— Особенно когда не надо, — вставила Зоя. — Что за гвалт вы устроили вчера на кухне…

— Мы репетировали пса Бурбона и Старого кота…

— Изверги. Почему вы не можете быть выдержанными культурными детьми… вот, например, как Инки и Поля…

Инки и Полянка молчаливо сидели на ковре под окошком. Инки все вспоминал речь Молочного. Да, лицо у того был никакое, но застряло в памяти. Не из-за лысой головы и даже не из-за лягушачьих губ. Из-за деревянного равнодушия… А Полянка… Инки не сразу понял, что в ней напряглось какое-то беспокойство. Но почуял, глянул сбоку: ты чего?

Она шевельнула губами:

— Гвидон…

А чего Гвидон? Инки глянул на него. Гвидон дурашливо возился с Никиткой, примерял на того мочальную бороду. Но Полянка, видимо, учуяла за полминуты то, что должно было случиться.

Гвидон вдруг быстро сел рядом с Никиткой на диван, сгорбился, прижал к лицу ладони. Плечи его тряхануло, как ударом изнутри.

Навалилось моментальное молчание.

Гвидон встал и, не отрывая от щек ладоней, ушел из комнаты.

— Это у него бывает. Иногда… — шепнула Полянка.

Юрась звонко сказал в тишине:

— Зоя, иди успокой!

Зоя ответила беспомощно:

— В тот раз я пыталась, он меня прогнал…

Инки вдруг отчетливо представил, как Гвидон опять стоит на лестничной площадке, прижимается лбом к стеклу и спина у него трясется от плача.

Что его, Инки, толкнуло? Был он здесь не самый главный, все-таки почти что новичок еще. И Гвидона знал меньше других. Но вспомнил, как стояли тогда рядом у подоконника, говорили про Бориса… Инки рывком встал. Быстро пошел на лестницу.

Гвидон и в самом деле стоял у окна, лицом к стеклу. Но спина не вздрагивала. Будто окаменела.

Инки встал рядом. Гвидон не шевельнулся.

За окнами косо летел серый снег, затушевывал голые клены.

— Ты… из-за него, да? — шепотом спросил Инки. Он был готов и к мертвому молчанию, и к жесткому «иди ты…». И не обиделся бы. Но Гвидон сказал по-простому так, без сердитости:

— Из-за кого же еще…

Помолчал и будто опять затвердел. Выговорил со всхлипом:

— Если бы ты знал, как они над ним издевались…

— Почему? — спросил Инки снова шепотом.

— Потому что твари. Фашисты… И все заодно… Полуподвал для обжорки для них ценность, а человек — тьфу… Ведь знали же, все знали с самого начала, что он ни в чем не виноват…

— И… никак было не доказать?

— А как?… Его специально увезли в Южнодольск, потому что здесь у следователей ничего бы не вышло. И в камеру к этим б…

Инки не дрогнул от хлесткого слова. Оно было правильным. Инки сдавила безысходность, которая стояла в словах Гвидона.

Он спросил беспомощно:

— Неужели не было свидетелей, которые за него?…

— Сколько хочешь было! Но кому они нужны? Нужно было выполнить задание: убрать человека, чтобы угодить Молочной сволочи. Все перед ним гнулись… Поэтому и слушали только тех троих…