Книга Смысл ночи - Майкл Кокс

Я заметил, что подобное наказание представляется несоразмерным преступлению.

— Возможно, вы правы, — согласился мистер Тредголд. — Но когда натура страстная встречает противодействие своим желаниям, последствия порой бывают самые тяжелые. Леди Тансор попросила мужа об одной-единственной милости. Человеку столь богатому ничего не стоило пойти на маленькую уступку для сохранения согласия в семье и списать долг ради своей жены. Но он не пожелал сделать это для нее, не пожелал даже думать об этом — и он лишь из приличия изобразил сожаление, когда сэр Роберт Фэйрмайл умер. Вероятно, это стало последней каплей.

Мы на минутку остановились перед крыльцом, чтобы мистер Тредголд перевел дыхание.

— Так, значит, то была простая месть?

— Месть? Да, но не простая. После замужества леди Тансор, заботясь о благе своей семьи, отказалась от своих взглядов, отчасти напоминавших якобинские. Она сама однажды сказала мне об этом и добавила, что хотела бы оградить своего ребенка от проклятья наследственного богатства и привилегий, безжалостно отнимающего у человека всякое право на простые человеческие чувства и родственные связи. Несомненно, данное замечание носило отвлеченный характер, но имело вполне конкретный смысл для нее, которая видела, как ее обожаемого отца свел в могилу представитель одного из древнейших и знатнейших родов в Англии, единственно из желания сохранить свое общественное положение. Миледи говорила, что не хочет, чтобы ее сын стал похож на своего отца, — спору нет, она своего добилась. Однако это благоприятное последствие не является оправданием поступку, совершенному ею — при моей помощи. Она понимала, что поступила дурно, но исправлять ошибку было не в ее характере, хотя она и попыталась загладить вину перед мужем единственным доступным ей образом: впоследствии родив ему долгожданного наследника. Но, увы, и этого сына милорд потерял, как вам известно.

Странное дело: чем больше я узнавал про леди Тансор, тем меньше ее понимал. Как непохожа была она на свою тихую, исполненную сознания долга подругу Симону Глайвер! Еще я подумал, что она ведь наказала не только своего мужа, но и меня тоже, когда отняла у меня, ни в чем не виноватого, возможность вести жизнь, предназначенную мне от рождения. Мистер Тредголд любил миледи и натурально был склонен рассматривать ее поступки в щадящем свете, соразмеряя тяжесть содеянного с весомостью полученного повода. Но хотя я страстно желал, чтобы меня признали сыном леди Тансор по имени и положению, я испытывал своего рода мрачное облегчение при мысли, что меня вырастила другая женщина и что теперь мне не придется выяснять, люблю ли я свою настоящую мать, как любил ее подругу.

Когда я помогал мистеру Тредголду подняться по ступенькам в дом, он спросил меня, люблю ли я по-прежнему мисс Картерет.

— Да, — улыбнулся я, — и похоже, буду любить вечно. — Затем я поведал о нашей прогулке в Гайд-парке и взаимном объяснении в любви.

— А вы открыли ей правду про себя? Ага, по лицу вижу, что нет. Как же вы можете быть уверены в чувствах мисс Картерет, если она даже не знает вашего подлинного имени?

— Она любит меня за мои личные качества, — ответил я, — а не за подлинное имя и не за положение, которое я займу, коли достигну своей цели, — ведь она не знает ни о первом, ни о втором. Именно поэтому я готов все рассказать ей.

— Я почти не знаком с леди, — сказал мистер Тредголд, когда мы вошли в дом, — но она, бесспорно, красива и умна. И если она отвечает вам полной взаимностью, вам поистине повезло. Однако я бы посоветовал вам хорошенько подумать, прежде чем доверять правду третьему лицу. Простите меня. Все-таки я адвокат и не могу не предполагать худшее. Осторожность у меня в крови.

— Я понимаю, сэр, что вы печетесь единственно о моих интересах. Но безрассудство мне не свойственно, как вам хорошо известно. Я приступаю к делу, только когда полностью уверен в благоприятном исходе.

— Значит, вы уверены в любви мисс Картерет и всецело ей доверяете?

— Да.

— Ну что ж, я выполнил свой адвокатский долг. Вас не свернуть с избранного пути, это очевидно; а у меня нет достаточно веских доводов, чтобы убедить влюбленного мужчину сохранять благоразумие, — видит Бог, я сам натворил немало глупостей во имя любви. Ладно, ничего не поделаешь. Уверен, вы напишете при первой же возможности. Ну, ступайте с моего благословения. Желаю вам успешно извлечь правду на свет божий, ибо она была скрыта слишком долго.

Я оставил мистера Тредголда у подножья лестницы в сумрачном холле — он схватился за перила одной рукой, а другой слабо помахал мне на прощание. Больше я никогда не видел славного джентльмена.

Моя милая девочка обещала написать мне из Эвенвуда, как только устроится на новом месте; но прошла неделя, потом другая, а весточки от нее все не приходило. Наконец я не выдержал и отправил Эмили короткое письмецо, где справлялся, все ли у нее в порядке, и изъявлял готовность приехать в Нортгемптоншир на следующей неделе. Я не сомневался, что ответ придет с обратной почтой, но меня опять ждало разочарование. Наконец, почти неделю спустя, я получил долгожданное послание.

Любовь моя! Благодарю за милое письмо, которое мне переслали сюда в Шрузбери.

Воображаю, как плохо ты думал обо мне! Но, дорогой мой, две недели назад я письменно уведомила тебя, что путешествую по Уэльсу с лордом и леди Тансор, покуда в Эвенвуде ведутся работы, — его светлость забрал в голову провести отопительные трубы, и легко представить, какие последствия это имело для мира и покоя обитателей дома. Пыль, грязь, шум не поддаются никакому описанию. Куда подевалось мое письмо, ума не приложу, но здешний народ не приучен к порядку, и надо полагать, оно просто где-то затерялось. Мы вернемся еще не скоро — работы закончатся по меньшей мере через месяц, и из Уэльса мы отправимся в какое-то унылое поместье, принадлежащее брату леди Тансор. Как бы мне хотелось сбежать отсюда! Но я пленница и должна беспрекословно выполнять волю своего хозяина — ведь теперь я полностью завишу от него, приютившего меня под своим кровом. Вдобавок он, похоже, находит неподдельное удовольствие в моем обществе (леди Т. ужасно скучная особа — все молчит и никогда не улыбается), а посему у меня действительно нет выбора и приходится справляться со своими чувствами. Они только и говорят, что о некоем господине, чье имя, уверена, мне нет нужды называть! Я жажду поскорее освободиться от своих тягостных обязанностей и вновь оказаться в объятиях мужчины, которого люблю больше всех на свете и буду любить вечно.

Я напишу сразу, как только станет известно, когда мы возвращаемся в Эвенвуд.

Твоя навеки

Э.

По меньшей мере месяц! Но это можно вынести. Я поцеловал слова, начертанные рукой возлюбленной: «Я жажду поскорее освободиться от своих тягостных обязанностей и вновь оказаться в объятиях мужчины, которого люблю больше всех на свете и буду любить вечно».

Как я провел несколько мучительно долгих недель, нет необходимости рассказывать в подробностях. Я вернулся к некоторым прежним своим занятиям — заново ознакомился с сочинениями самых трудных для понимания греческих философов, продолжил изучение алхимии и предался своей библиографической страсти. В лавке мистера Натта на Стрэнде[282]я купил экземпляр составленного доктором Даунтом каталога «Bibliotheca Duportiana» и по несколько часов в день просиживал над ним, забыв обо всем на свете. Жадно читая скрупулезные описания томов, я всякий раз с восторгом думал о недалеком будущем, когда вся библиотека перейдет в мое владение. Иногда я совершал ночные вылазки, чтобы унять своих демонов, но от раза к разу испытывал все меньше удовлетворения и вскоре превратился в настоящего отшельника, довольствуясь сугубо интеллектуальными наслаждениями, если не считать редких ужинов с Легрисом в «Корабле и черепахе».