Книга От Русско-турецкой до Мировой войны. Воспоминания о службе. 1868-1918 - Эдуард Экк

– Так как же быть? – ответил:

– Теперь, когда все расшатано, поздно спрашивать, – и настоял на своем увольнении от службы.

В первые же дни после переворота был прислан текст новой присяги, причем указывалось, что при приведении к присяге присутствие священника не обязательно, но обязательна расписка каждого присягнувшего на особых листах, неграмотным вместо подписи ставить крест.

Генерал Брусилов не только торопил с приведением к присяге, но приказал, чтобы все присягающие, особенно генералы и офицеры, вышли в строй с красными бантами на мундирах. Присяга прошла во всем корпусе без всяких трений, везде с участием священников. Замечательно, что многие люди, совершенно охотно повторявшие слова присяги, целовавшие крест и Евангелие, очень неохотно писали свою фамилию на листах.

Когда же я объявил по корпусу приказ об обращении к солдатам на «вы», об отмене титулования при обращении к начальствующим лицам, солдаты вынесли постановление: «К офицерам обращаться, как указано, по чинам, корпусному же командиру не только продолжать говорить «Ваше высокопревосходительство», но и становиться при встрече во фронт и следить за тем, чтобы все это строго исполняли». Стоило большого труда заставить их вполне подчиниться новому приказу.

Когда же я объявил своему денщику, что согласно нового приказа я отныне буду ему говорить «вы», он как бы с укоризной посмотрел на меня и промолвил:

– За что же, разве я вам чужой стал?

Вообще, это требование обращения на «вы» есть желание исключительно фабричных и мещан. Крестьяне-земледельцы лучше понимают обращение на «ты». Послушали бы господа Соколовы[359] и компания, как запасные, особенно первое время после призыва, отвечая нам, начальникам, или спрашивая, говорили «ты, ваше высокопревосходительство», и такое обращение на ты не только не шокировало нас, а лишь указывало, что вот именно эти люди и есть самые близкие нам. А в деревнях все крестьяне беседовали с барином всегда по имени-отчеству и на «ты». И к государю же в народе все всегда обращались на «ты».

Выборы в комитеты также прошли гладко: люди при этом старались держать себя пристойно, и первое время нигде эксцессов не было. Особенно гладко прошли выборы в 82-й дивизии, где председателем дивизионного комитета был выбран командующий 1-й батареей 82-й артиллерийской бригады капитан, фамилию коего сейчас припомнить не могу. Когда он мне представил свой комитет, я напомнил людям, какие важные хозяйственные обязанности ложатся на них, что будет непростительно для них, если довольствие солдата хоть в чем-нибудь понизится. Капитана же я спросил, почему во всей его этой, казалось бы, совершенно новой для него деятельности с первых же шагов чувствовалось, что она ему совсем знакома, ничто его не удивляло, он сразу во всем разбирался и сам все направлял, а не шел за другими по течению? Капитан ответил:

– Ничего, Ваше высокопревосходительство, в этом нет удивительного, я до войны прожил пять лет в Аргентинской республике и ко всему подобному присмотрелся.

Наружно в корпусе все шло нормально, но один вопрос сильно волновал людей – вопрос земельный. Не будучи в состоянии сами разобраться, они подсылали просить меня помочь им в этом деле.

После тщательно собранных справок, я остановился на двух лицах – одном полковом враче и одном офицере, призванном из запаса при мобилизации. Оба выросли в деревне, служили по земству, хорошо знали крестьянский быт и их нужды. Солдаты с жадностью слушали их толкования, задавали им массу вопросов, и эти беседы вносили успокоение в солдатскую среду.

Другое зло, также связанное с земельным вопросом, – это сразу усилившееся дезертирство, люди самовольно отлучались и прокрадывались по ночам по направлению к железным дорогам.

Недели через две после переворота я присутствовал на церковном параде в день праздника 2-го полка[360] 70-й пехотной дивизии. Полк представился в хорошем виде, на приветствие ответили «здравия желаем, Ваше высокопревосходительство», но число рядов было неполное. Когда после молебна я провозгласил:

– За здравие великой державы Российской и Временного ее правительства, – музыка вдруг заиграла Марсельезу. Я тотчас же отмахнул и приказал играть полковой марш. Все остальное было проделано по уставу.

На Страстной неделе мне доложили, что в Яблоницу прибыла команда добровольно вернувшихся дезертиров в несколько сот человек. Так как на дворе было уже темно, я приказал поставить их на ночлег и накормить, а утром доложить, когда команда будет готова к выступлению. Выйдя на другое утро к команде, поздоровался с ними и скомандовал:

– С права и слева заходи ко мне.

Когда люди стали кругом, я им сказал:

– Если вы пришли, действительно раскаявшись в своей вине, с намерением честно послужить Родине и разделить труды со своими товарищами, то мы вам говорим: добро пожаловать; поднимите головы, смело идите на позицию, подходя к окопам осените себя святым Крестом и входите в них полноправными воинами. С Богом.

Вскоре после Святой распоряжением Временного правительства я был снят с командования корпусом и зачислен в резерв чинов Киевского военного округа. Моим преемником был назначен начальник 82-й пехотной дивизии генерал-лейтенант Промтов.

Сдав корпус Промтову, простившись со всеми и отобедав в последний раз с чинами штаба корпуса, я вышел, чтобы сесть в автомобиль. Подавая мне пальто, денщик шепнул мне:

– Все плачут по вас, а солдаты прямо говорят, пропадем мы без него.

Около автомобиля построились все солдаты, стоявшие в Яблоницах и в прилежащих местечках. Я простился со всеми, но говорить не мог, слишком трудно было сохранить полное самообладание. Встав в автомобиле, я только сказал:

– Прощайте братцы, спасибо вам за ваши труды, за вашу службу, берегите Родину, уберегайте себя от смуты, ищите опоры в своих начальниках.

Продолжительный пробег на автомобиле, а затем переезд до Киева несколько успокоил меня, точно бремя спало с плеч, и я легко вздохнул, почувствовав себя на свободе.

Но когда на другое утро в Киеве я встал и оделся, то почувствовал такую пустоту, что даже страшно стало. Первый раз с 17-летнего возраста мне ни о ком и ни о чем не надо было думать, ни за что не отвечать.

По положению пошел представиться командующему войсками и начальнику штаба округа. Но все это было как бы не настоящее. Так, незадолго до моего приезда в Киеве состоялся смотр войскам, и командующий войсками пропускал их и приветствовал с балкона, окруженный начальствующими лицами.