Книга От Русско-турецкой до Мировой войны. Воспоминания о службе. 1868-1918 - Эдуард Экк

Слухи о том, что дома не все благополучно, стали чаще и чаще проникать в армию. С самого начала 1917 года стали учащаться случаи дезертирства с позиций. Но мы в Лесистых Карпатах еще точно не знали, что именно разыгралось в Петрограде в дни 27–28 февраля, когда ночью со второго на третье марта (в 2 часа 15 минут ночи) начальник штаба принес мне только что принятую с аппарата телеграмму – манифест государя императора: «Признав за благо нашей родины, отрекаемся от прародительского престола в пользу сына нашего государя наследника цесаревича Алексея Николаевича под регентством Его Императорского Высочества великого князя Михаила Александровича и с ответственным министерством с князем Львовым[354] во главе. Николай».

Положение было настолько напряженное, что тогда это показалось лучшим выходом из тупика и я, прочитав телеграмму, от всего сердца перекрестился.

Третьего марта рано утром я уехал на позицию и возвратился в штаб лишь около полудня. На крыльце начальник штаба передал мне принятые утром телеграммы. Первая, за подписью государя императора гласила: «Признавая своевременным сложить с себя верховное главнокомандование повелеваем вступить в Верховное главнокомандование Его Императорскому Высочеству великому князю Николаю Николаевичу».

Вторая: «Не желая расставаться с любезным сыном нашим, отрекаемся от прародительского престола и за него и передаем прародительский престол брату нашему Его Императорскому Высочеству великому князю Михаилу Александровичу с ответственным министерством с князем Львовым во главе».

И последняя, за подписью великого князя Михаила Александровича: «Приму прародительский престол лишь через Учредительное Собрание».

Эта вторая телеграмма государя императора чрезвычайно осложнила положение. Телеграмма же великого князя Михаила Александровича, создавшая перерыв в преемственности законной власти, совершенно недопустима даже в условиях нормальной жизни государства, при тогдашней сугубо тяжелой обстановке – незаконченной внешней войне, полной расшатанности – сразу повела к падению царской власти.[355]

Власть перешла к Временному правительству.

Армия, повинуясь указаниям своего бывшего венценосного вождя, беспрекословно присягнула Временному правительству.

Эта присяга армии на верность Временному правительству сразу разъяснила обстановку, упрочила положение Временного правительства, и если бы оно состояло из истинно государственных людей, способных стать выше партийных целей, использовало бы армию для победоносного окончания войны и заключения почетного мира, а затем, покончив с войной, приступило бы к налаживанию внутреннего положения.

На самом же деле Временное правительство несмотря на принесенную армией присягу не доверяло ей и даже боялось ее. Вместо того чтобы укрепить боеспособность армии, Правительство в лице военного министра А. И. Гучкова[356] занялось отбором лиц командного состава не по действительному соответствию или несоответствию их в военном отношении, а под известным углом зрения в смысле политической благонадежности, удобовоспринимаемости новых веяний, и одним росчерком пера произвело массовое увольнение начальников и такое же замещение новыми лицами. Если нельзя отрицать, что между снятыми с командных должностей лицами известный процент был таких, уход которых мог быть даже полезен для армии, то несомненно, что среди вновь, совершенно зря назначенных был гораздо больший процент вредных для дела лиц.

Справедливость требует сказать, что военный министр Гучков не нашел настоящей, деловой поддержки в созданной им военной комиссии под председательством бывшего военного министра Поливанова. Генерал Поливанов, а за ним и другие члены комиссии, только что назначенные на различные высшие должности военного управления, пошли гораздо дальше самого Гучкова и в угоду крайнему элементу в советах рабочих и солдатских депутатов вынесли постановление, что в русской армии, самой свободной в мире, все будут равны, не будет отдания чести и тому подобного. Одновременно появился приказ № 1,[357] который не был утвержден военным министром, но вопреки его воле проник в войска. Затем последовали указания о сформировании ротных, полковых, дивизионных и выше комитетов.

Теперь уже не подлежит сомнению, что и начальник штаба Верховного главнокомандующего,[358] и большинство главнокомандующих фронтами знали о намечавшемся перевороте и дали на него свое согласие. Когда же наступил самый переворот, вместо того чтобы отстаивать армию и уберечь ее от неумелых вредных посягательств, они спешили идти навстречу всем нововведениям, иногда даже расширяли их, лишь бы упрочить свое положение – и разложение армии пошло быстрыми шагами при благосклонном содействии большинства высших боевых начальников: главнокомандующих фронтами и командующих армиями. По крайней мере, на Юго-Западном фронте один только генерал Лучицкий остался чист как стекло, не пошел ни на какие компромиссы и на поставленный ему Гучковым вопрос: