Книга Посох вечного странника - Михаил Константинович Попов

всякие атмосферные влияния, нехватку витаминов, сезонные отклонения, темноту. Много всего наговорила Вера Мусаевна, но ничего толкового, с его точки зрения, так и не выложила. Только как бы согласилась, что у страха глаза велики.

Шли дни. Пещерный городок жил всегдашними заботами. К турчанке постепенно привыкли, тем более что она никому не докучала и держала себя смирно и тихо. Выходя из пещеры, она неотступно следовала за Самвелом: куда он – туда и она. И что бы он ни делал, она во всём старалась помочь и угодить ему. Пилили брёвна – она бралась за вторую рукоять пилы, тянули проволоку – вставала рядом с Самвелом, долбили лёд – хваталась за лом. Эта её подчас неумелая готовность вызывала у окружающих улыбку. Даже Шаркун, вечно брюзжащий и крикливый Шаркун, снисходительно усмехался, глядя на её неумелые, но старательные действия. Одна Тася никак не хотела принять новенькую. Тася сторонилась её, избегала, но при этом непрерывно наблюдала за ней.

Через несколько дней Тася прибежала запыхавшаяся и прямиком кинулась к Каю, тот сидел возле изголовья матери.

– Ты не верил, – разгорячённо зашептала Тася. – Вы все не верите. А она, – Тася мотнула головой, и Кай, конечно, понял о ком речь, – она вот так держала…

– Что держала? – остановил её Кай – Успокойся. Что?..

Тася досадливо передёрнула плечиками, сунула руку в нагрудный карман и извлекла осколок зеркальца. Это было зеркальце покойной Тасиной мамы. Обычно она долго гладила поверхность этого осколочка, прежде чем глянуться в него, а тут сразу положила на ладонь и поднесла к глазам.

– Она смотрела в своё зеркальце не так, – Тася потрясла рукой, фиксируя внимание Кая, – а вот так, – она подвернула его в сторону. – понимаешь? – Потом оглянулась по сторонам, прислушалась и ещё тише добавила: – И нацелила это зеркальце, знаешь на что? – на наш ветряк. – Последнее слово она произнесла одними губами.

Кай молчал. То, что принесла Тася, было не просто подозрение, тут представлялось уже нечто реальное. Только что за этим кроется? Прежде всего надо самому во всём разобраться, решил Кай. Тасе он доверяет и не сомневается в её наблюдательности. Но ведь в последнее время с нею явно что-то происходит. Эта настороженность, эта мнительность, эта бледность в лице. Ну а если для опаски есть основания, их тем более надо проверить.

Тася сидела возле Кая, ожидая какого-то отклика, а не дождавшись, насупилась.

– Я случайно всё увидела. Из-за камня выходила, когда от ветряка шла. Она в тот момент была одна. Видел бы ты её глаза…

Кай повернулся к ней лицом.

– Ты хочешь сказать… – медленно начал он, но Тася его перебила.

– Да, – выпалила она и шёпотом добавила: – Я глаза её разглядела. Они, как у того… Помнишь?

Кай понял, о ком речь, а поняв, крепко задумался. Неужели турчанка заслана оттуда? Выходит, Альпы их по-прежнему не оставляют? Он понимал, что их не оставят в покое и доберутся-таки… Но сейчас-то, в эту глухую пору… Значит, это для них не препятствие… А коли так, всех отшельников неусыпно держат под контролем. Не тем, так другим способом. И старожилов, и их, новеньких. У матери, за её пологом всегда кто-то дежурит. Та особа туда не заглядывала. Но его-то, Кая, она могла запечатлеть. А этого вполне достаточно, чтобы тем, в Альпах, сделать выводы.

Скрестив руки на груди и опустив голову, Кай раскачивался и думал. Тася, скорее всего, права. У неё проницательный взгляд. Ведь это именно она разглядела подмену на мониторе. Они с матерью не заподозрили, а она различила. Конечно, самому всё проверить не лишне. И он это сделает, он проследит за турчанкой. Но что дальше? Кай уже почти не сомневался, что слова Таси подтвердятся. Объявить обо всём во всеуслышание? Нельзя. И не только потому, что это насторожит лазутчицу, может не так обернуться – это снова возбудит улёгшуюся вроде бы подозрительность и неприязнь. Значит, надо кому-то сказать, с кем-то посоветоваться. Был бы Флегонт – с ним, но его опять нет. С Дебальцевым? Тот человек военный – может дров наломать. Шаркун – тем более. Пахомыч тут не советчик, особенно после происшествия. Вера Мусаевна? Она женщина не глупая, но у неё наперёд действуют чувства, а уж потом рассудок. Кто остаётся, кроме Таси, – Самвел. Но как такое сказать Самвелу! Самвел ходит как именинник, только что не летает. Недаром так косится на него Вера Мусаевна: «Седина в бороду – бес в ребро». Сама-то этого беса не смогла расшевелить и теперь ревнует. Она всех мужиков, кажется, ревнует, если они не вьются возле неё. Но Самвел! Мудрый и наивный Самвел! Как же он попал в такой просак? И как сказать ему об этом, хотя бы намекнуть?

Мысли Кая бились из стороны в сторону, словно их гоняло верховым ветром.

– А те-то в Альпах – иезуиты! – неожиданно выстонал он вслух. Кай никак не мог представить того далёкого подземного врага в единственном числе, он неизбежно являлся во множестве личин, и эти личины постоянно скалились на него. Надо же, как они всё вывернули! Не просто наживку подкинули, а заманили, на христианских чувствах поиграли, душу бедную растревожили.

– У-у! – выдавил в бессилье Кай и ударил по колену кулаком.

8

То, что обнаружила Тася – тайный передатчик, – вскоре разглядел и Кай. В отличие от Таси он не ходил за турчанкой по пятам, а использовал для слежки бинокль. Пора было действовать, открывать Самвелу глаза. А Кай всё мешкал, не зная, как подступиться. Уж больно жестокая стояла перед ним задача.

Всё получилось почти случайно. Размышляя над новой ситуацией, Кай непроизвольно чиркал в альбоме. Словно сама собой возникла небольшая картинка: в рамке параллелепипеда заключён ветряк, а рядом женское лицо. По характерной родинке нетрудно было догадаться – чьё. Родинка – большая, выпуклая и с чёрными волосками – темнела у турчанки на подбородке. Паучок родинки оказался на картинке напротив пропеллера ветряка.

– Вах! – склонился над рисунком Самвел. Глаза его, чёрные, как, верно, кавказская ночь в лучшие поры, сияли. Картинка ему явно понравилась, только кое-что было непонятно.

– Что эта? – спросил Самвел и обвёл четырехугольник.

– Зеркало, – тихо вымолвил Кай. – Секретное. Тася видела. И я.

Зеркало обнаружилось, когда по настоянию Самвела Гюзель в сопровождении Веры Мусаевны мылась в бане. Самвел разыскал Кая и отвёл от стола в сторону. Лицо его было серым, глаза потускнели, как-то вмиг запали. Кай испугался этих перемен, взял Самвела под локоть, посадил на топчан, попытался успокоить. Самвел, не говоря ни слова,