Книга Империя господина Коровкина - Макс Гришин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Для Дрона же это было последней каплей. Он громко рыгнул, схватил себя за рот, хотел было развернуться и выбежать прочь, к туалету, но не успел. Поток желтой рвоты, какая-то тыквенная каша с огурцами, как из прорванной в период испытаний трубы, полился ему на рубашку, на спину стоявшего перед ним друга, на пол и на сидевшего на полу татарина. Смысла держать руку и рта уже не было и он, не стесняясь уже больше ничем, выбегая из класса, облевал еще две попавшиеся на пути парты. За ним, позабыв про своего раненного друга, бросились и два других его дружбана. Немая сцена продолжалась еще несколько минут – татарин, сидевший на полу и мутным взглядом смотревший на всё, что происходило вокруг; Рома, делавший домашнее задание по биологии и Саня с Петькой, которые сидели на своих прежних местах и не до конца верили, что всё это действительно только что произошло у них на глазах.
Ещё один пострадавший появился на следующее утро. Это была Наталья Петровна, их немолодая учительница по биологии. Она прошла медсестрой всю войну, но даже несмотря на военную закалку, увиденное тем утром в классе поразило ее настолько, что у нее поднялось давление. Она пришла чуть раньше обычного, так как хотела проверить контрольные работы, но то, что увидела он в классе, заставило ее схватиться за сердце и опуститься на стул у первой парты, которая, кстати, больше всего пострадала он выбегавшего из кабинета Дрона. – Матушка моя женщина! – проговорила она тихо дрожащими губами. Потом она протерла глаза (ей начало казаться, что всё это ей только мерещилось) и хотела уже встать и уйти как можно быстрее из класса, чтобы позвать Вячеслава Ивановича, их физрука, или даже позвонить в милицию, или кого там надо было звать в таких случаях, но в этот момент в класс, громко здороваясь, вошли двое учеников – Саня и Петька.
– Что… здесь… произошло? – спросила она не отвечая на приветствие. Он любила поорать на своих учеников, но в этот раз сил на крик у нее уже не оставалось.
Переминаясь с ноги на ногу, смотря то на пол, то в окно, Саня торопливым голосом объяснил ей, что вчера вечером они с Петькой были дежурными по классу, и что они хотели сделать влажную уборку, но что резкое изменение атмосферного давления, вызванного температурными колебаниями воздушных масс (знания полученные на предыдущем уроке не прошли для Сани даром), внесли определенные коррективы в их планы, так как Петька резко почувствовал себя плохо, у него потекла из носа кровь и его слегка вытошнило и что они, если она будет так любезна, хотели бы быстро доделать сейчас то, что не смогли доделать вчера вечером.
– Доделать? – Наталья Петровна всё с тем же испугом окинула взглядом залитый блевотиной и кровью класс и тут же задала второй вопрос, – из носа… кровь… потекла?
– Да, самую малость… Из носа!
Она еще раз посмотрела на лужу крови на полу, на брызги, на десятки следов по всему классу, потом еще раз на улыбавшегося Саню и действительно выглядевшего как-то уж слишком бледно Петю. Наталья Петровна больше ничего не сказала. Вопреки убеждениям всей своей жизни, она лишь перекрестилась и быстро покинула класс. Саня же ударил Петьку в плечо и всучил ему мокрую тряпку.
– Давай, Петро! Времени у нас мало!
Окончательно приступ тошноты отпустил Дрона только на следующий день. Всю ночь он валялся на кровати в обнимку с тазом, а на утро, лишь только вышел из комнаты, схватил нормального леща от батьки, за то, что пришел ночью «на рогах и с рожей, как хурма». Впрочем, события того дня оказали сильнейшее влияние на всю его последовавшую жизнь.
Несколько дней он не выходил из дома. Моховик тяжелых и странных мыслей раскручивался в его голове. Поначалу он думал о том, как может отомстить этому Роме за всё, что сделал он (он не называл его уже «придурком» даже сам про себя). Потом он думал про Вику, и про то, что зная ее слабость к крутым парням, она его теперь, наверняка, бросит. Потом он стал думать о татарине Рафе, его друге, вернее друзьями они не были, а так, хорошими товарищами, нашедшими общий язык на почве совместного отжимания денег на завтраки у всякой школьной мелкоты, и о том, кто бы кого поколотил, если бы им все-таки пришлось драться друг с другом в честном бою. Наверняка Рафа, хотя… он вспомнил удар Ромы там, в садике, и челюсть как-то невольно заныла. Удар этого парня действительно был хорош.
На второй день долгих размышлений о Рафе, о Роме, о Вике и о своей жизни в целом, он вдруг понял странную вещь, которая напугала его так сильно, что его снова начало тошнить. Думая о том, что рассказать Вике при первой встрече, он вдруг осознал, что ему не хочется рассказывать ей вообще ничего. Это было странно, еще несколько дней назад эта мысль показалась бы ему абсурдной, но теперь, после всех этих событий, он вдруг понял, что Вика его больше совсем не интересует и что, и вот здесь реально стали происходить странные вещи, которые он поначалу приписал своему ослабленному состоянию, но которые с каждым часом мыслительных созерцаний всё сильнее и сильнее укреплялись в его сознании. Он вдруг понял, что мальчики (тогда он еще называл их «пацанами») интересовали его куда больше, чем девочки, причем интересовали в смысле самом порочном и запретном. Его и раньше посещали эти странные мысли, но никогда до этого они не приходили с такой силой и энергией. Он не понимал еще тогда до конца всех последствий этого осознания и сразу выложил все свои чувства только что вернувшемуся с ночной смены отцу. Он хотел услышать с его стороны какой-то помощи или хотя бы поддержки, но тот, выслушав его молча и внимательно, с минуту помолчал, потом размахнулся и всей своей мощной слесарской пятерней всадил такую оплеуху сыну, что даже через неделю после этого инцидента половина физиономии Дрона имела какой-то разноцветно-радужный оттенок. Впрочем, отец не ругал тогда сына сильно, это всё было уже после. Через пол часа он подошел к плакавшему на диване Дрону, ласково погладил его по голове и проговорил уже
