Книга Эдинбург. История города - Майкл Фрай

Это изменилось, хотя и не благодаря самому фестивалю. Скорее, причина в том, что возникли и восстановили равновесие два новых фестиваля. Один — это Фриндж, привнесший великое разнообразие культур, настоящий рынок культуры, нацеленный именно на развлечение зрителей, а не на собирание денег. И на этом рынке жители Эдинбурга охотно тратят свои средства. Второй — книжный фестиваль, опирающийся на давние литературные традиции этого города. Он тоже напоминает нам о том, сколь многообразна культура, которую невозможно свести к высокой культуре международной элиты. В своей любви к книгам Эдинбург выражает себя, не кичась прошлым, наряду с культурами других мест. И возникает вдруг в своих истинных цветах, мало отличных от тех, какими рисовал Дэвид Уилки два столетия назад. Здешняя культура лишена вычурности и помпезности, гламура и блеска; это тихая и непритязательная культура, оттого не менее глубокая, в которой люди довольствуются игрой на скрипке или чтением романа, когда по окну барабанят капли дождя, а в камине потрескивают дрова. И эта культура подходит Эдинбургу как нельзя лучше.

Заключение

Четырнадцатого октября 2004 года ЮНЕСКО, организация ООН по вопросам образования, науки и культуры, провозгласила Эдинбург первым в мире «городом литературы». Шотландская делегация выехала в штаб-квартиру ЮНЕСКО в Париже, чтобы подтвердить заслуженность награды.

Выступая под сенью Эйфелевой башни, министр культуры Шотландии миссис Патриция Фергюсон (родом из Глазго), сказала: «Я чрезвычайно рада, что Эдинбург признан ЮНЕСКО первым в мире городом литературы. Это хорошая новость не только для Эдинбурга, но и для Шотландии в целом. Она подтверждает положение Шотландии как страны отличной литературы».

Из Парижа подал голос и Джеймс Бойл (тоже родом из Глазго), председатель учрежденной правительством Шотландии комиссии по культуре, бывший председатель Шотландского художественного совета и бывший глава шотландского радио. Он сказал: «Я поражен. Едва мы услышали эту новость, то сразу вскочили и подняли тост за Эдинбург».[458]

В недавнем стремлении к международной известности Глазго несколько опережал Эдинбург, поэтому, наверное, вполне уместно, что именно жители Глазго выступили в авангарде успешной кампании за это почетное звание. Или же причина в том, что в самом Эдинбурге не удалось найти никого, готового проявить интерес к подобным ничего, в общем-то, не значащим званиям.

Фактически в XX веке Эдинбург менее всего за шесть минувших столетий отличился в области литературы; обстоятельство на которое, пожалуй, с чрезмерной радостью обыкновенно указывают шотландцы из других городов. По крайней мере, сегодня, в начале XXI века, наблюдаются несомненные признаки возрождения. Эдинбург сделался родным домом для писателей, которые не просто добились успеха, но и превратились в глобальных мегазвезд, приобрели славу и состояния, превышающие все те, что известны литературной истории города. И некоторые из них прославились написанием книг на тему, которой давно пренебрегали — об Эдинбурге и его жителях.

Возрождение в литературе шло рука об руку с возрождением в жизни. Эдинбург разбогател на финансовых операциях и, чуть ли не себе вопреки, наслаждался полученным опытом. Он щеголял богатством, как никогда не раньше, как не смел щеголять им в прошлом. Это находило отражение в магазинах и улицах, барах и ресторанах, нарядах горожан и автомобилях, на которых они ездили. «Физическая ткань» города вдруг заиграла красками после эпохи безразличия к внешнему виду. Позорные пустыри стали застраивать. Вновь появились статуи знаменитых сынов города. Новые здания выглядели не вычурными, а органичными, как музей Шотландии, шато или, скорее, донжон, на который архитектора вдохновили работы Корбюзье, из-за чего принц Уэльский перестал считаться патроном данного строения; как шотландский парламент — наверное, немного слишком каталонский снаружи, благодаря архитектору Энрику Миральесу, но напоминающий изнутри Келиддонский лес Тристана, только в камне. И прежде всего парламент не просто заставил Эдинбург снова выглядеть столицей, но и ощутить себя таковой. И имело место еще одно обновление.

Безусловно, многое осталось тем же самым. Вернись в город сэр Вальтер Скотт, он легко бы наметил себе путь от своего первого дома на Джордж-сквер до тех, где жил потом — на Касл-стрит и Уокер-стрит, и обнаружил бы, что окружение мало изменилось (о Джордж-стрит сказано достаточно, повторяться не будем). В тех частях города, которых сэр Вальтер никак не мог видеть, наподобие южного пояса вилл от Грейнджа до Мерчистона, уютное буржуазное существование продолжается в полном соответствии с укладом. Кварталы богемного свойства, как Стокбридж или Брантсфилд, обновляются с каждым подрастающим поколением. Эстер-роуд и Далри-роуд по-прежнему представляют собой подлинные викторианские рабочие пригороды. Эдинбург, конечно же, изменился, в некоторых отношениях сильно — и все же трудно представить себе другой город Великобритании, который изменился столь незначительно.

Быть может, именно успешная смесь старого и нового оставляет относительно мало места возрождению. Городу еще предстоит обзавестись полумиллионом жителей, хотя к числу горожан вполне можно добавить пару сотен тысяч тех, кто проживает за городской чертой, но регулярно ездит в Эдинбург на работу из Лотиана и через мост Форт-роуд (построен в 1964 году) из Файфа. Но это ничто по сравнению с 28 миллионами жителей Токио или 18 миллионами жителей Бомбея, Мехико и Сан-Паулу. И все же, возможно, в новом веке человечество устанет от мегаполисов и снова осознает все преимущества малых размеров. Оно найдет их в Эдинбурге. Район Сентрал еще можно за полчаса пересечь пешком, и любой, кто так поступит, почти наверняка встретит на пути знакомого. Если Эдинбург и столица, он зачастую вызывает ощущение пребывания в деревне. А из-за тесных отношений их жителей деревни тоже могут предложить завидный вариант человеческого существования. Три писателя «города литературы» объясняют, что это именно так.

Александр Макколл Смит славит Эдинбург буржуазии. Он с ним хорошо знаком, хотя очутился в этой среде уже студентом университета (он родился в империи и в этом отношении типичный шотландец). После недолгого флирта с шотландским национализмом он получил диплом юриста, а позднее стал профессором судебного права в университете. Одновременно он увлекся беллетристикой. Хотя во многом сама карьера подготовила его к жанру, который он предпочитает, к «мягкому» детективу, место жительства тоже оказало влияние и напитало пронзительной иронией роман «Скотланд-стрит, 44» (2005). Идея повествования, охватывающего жизни разных людей что проживают на одной лестнице типичного дома в Новом городе, не оригинальна, но все предыдущие примеры чересчур рафинированные. Макколл Смит в некотором смысле тоже рафинирован, хотя и настроен достаточно сатирически, чтобы остановиться на грани приторности: фактически он язва, но самая приятная из всех возможных.

Почти в самом конце романа Макколл Смит, в разговоре между двумя персонажами, Энгусом Лорди и Доменикой Макдональд, предъявляет обвинение Эдинбургу. Они обсуждают злое, враждебное стихотворение Рутвена Тодда. Энгус говорит: