Книга "Мертвая рука". Неизвестная история холодной войны и ее опасное наследие - Дэвид Хоффман

Одним из самых ценных приобретений «Вектора» был 630-литровый реактор оспы. Гости обратили внимание на него и другое оборудование, в том числе самые совершенные средства испытания аэрозолей, которые им доводилось видеть. Они решили, что всему этому может быть только одно объяснение: здесь разрабатывают оружие.

Алибеков думал, что на последнем объекте — институте Пасечника в Ленинграде — можно расслабиться. «Худшее было позади, — писал он потом. — В старом институте Пасечника ничто нам не угрожало. По крайней мере, я так думал». Всё подозрительное оборудование вывезли, лаборатории очистили от улик.

Но затем один из гостей остановился у машины впечатляющих размеров и спросил, что это такое. «Я про себя взвыл, — вспоминал Алибеков. — Я забыл об аппарате Пасечника для измельчения вирусов посредством реактивной струи. Он был слишком тяжёлым, переместить его было нельзя». Эта машина превращала вещества в мелкий порошок с помощью мощного воздушного удара. Сотрудник института придумал объяснение. «Это для соли, — нашёлся он. — Здесь мы перемалываем соль». В действительности гости увидели машину для приготовления аэрозолей как раз нужного размера, чтобы проникнуть в верхние дыхательные пути человека. Они увидели и другое оборудование, о котором говорил Пасечник, — для распыления микробов с низко летящего аппарата, например, крылатой ракеты.

После их отъезда Алибеков чувствовал себя победителем. Хотя у западных гостей были подозрения, вспоминал он, «они ничего не могли доказать, и мы ничего не выдали».

Члены делегации понимали, что они увидели далеко не все объекты «Биопрепарата». Но увидели они достаточно. В отчёте делегации говорилось: сами масштабы программы, конфигурация объектов, характер и интенсивность работы с патогенами, подход к охране и системе безопасности, крупные эксперименты с аэрозолями — всё это указывало на программу наступательного бактериологического оружия. Увиденное ими превосходило все гражданские потребности в биологических исследованиях.

Пасечник рассказал им правду.

Глава 16. Год опасностей

Прошло почти шесть лет с момента, как Политбюро выбрало Горбачёва — молодого, энергичного человека, способного спасти партию и государство. Зимой 1991 года Горбачёв, которому скоро исполнялось шестьдесят, чувствовал, что выдохся. Его попытка создать реальную, конкурентную политику привела к восхождению сильного соперника — Бориса Ельцина. Тот стал объединяющей фигурой для многих оппонентов Горбачёва, партии и действующей власти. Национальные окраины, которые Советский Союз долго душил, стали пробуждаться, рассчитывая на независимость. Этого Горбачёв не предвидел.

Горбачёвская перестройка — начавшаяся с идеи омолодить социализм, а затем направленная на создание гибрида социализма и капитализма, — никогда не была полноценным и бескомпромиссным движением за свободный рынок. Горбачёв экспериментировал с капитализмом и разрешил частным предпринимателям организовывать свой бизнес — кооперативы. Но страну охватил дефицит, началась дестабилизация, возникли и другие трудности. Серьёзный удар нанесли катастрофическое снижение добычи нефти и падение мировых цен на неё. Резервы иностранной валюты были практически исчерпаны, а недоступность коммерческих кредитов, по сути, лишала страну возможности импорта. Хлеб начали выдавать по карточкам. На весеннем заседании Совета безопасности Горбачёв объявил, что через два-три месяца кормить страну будет нечем.[690] И его нетвёрдые, неуверенные попытки отойти от центрального планирования провоцировали другие требования, поборником которых был Ельцин: совершить радикальней скачок к свободному рынку.

«В Москве уже очереди за хлебом — такие, как два года назад за колбасой, — вспоминал Черняев. — В субботу объехал на машине пол-Москвы: на булочных либо замки, либо в них абсолютная пустота, не фигурально выражаясь, а буквально так!»[691] В тот день он записал в дневнике: «Такого Москва не видела, наверное, за всю свою историю — даже в самые голодные годы». И, также писал он, «в этот день, наверное, совсем ничего не осталось от имиджа Горбачёва».[692]

Обиженные неудачники, влекомые этим вихрем перемен, начали сопротивляться. Среди них были военные, униженные тем, что они оставляют Европу и оказываются без куска хлеба на родине. Среди них была партийная элита, потерявшая монополию на власть, и спецслужбы (особенно КГБ), мнившие себя защитниками осаждённой системы, хранителями страны, оказавшейся на грани распада. Горбачёв пытался выиграть время, удовлетворить запросы «старой гвардии», при этом цепляясь за прогрессивных интеллектуалов, сторонников перестройки. Но он не мог делать одновременно и то, и другое — и в итоге не преуспел ни в чём. Прогрессисты покинули его, переметнувшись к Ельцину, чья позиция как сторонника перемен выглядела более обнадёживающей. Реакционеры настаивали, чтобы Горбачёв применил силу и объявил чрезвычайное положение — то есть восстановил контроль над страной в прежнем советском стиле. Узкий круг реакционеров из КГБ, армии и партии уже собирался взять дело в свои руки.

Горбачёв и Рейган отважно порвали с прошлым и сумели затормозить разгоняющийся локомотив гонки вооружений. Буш после некоторых колебаний, тоже осознал, что с Горбачёвым можно иметь дело, что это надёжный партнёр, якорь в бушующем море.

Но страна сорвалась с якоря. Горбачёв утратил контроль.

***

Рано утром в воскресенье, 13 января, советские танки и бойцы группы «Альфа», спецподразделения КГБ, атаковали литовских демонстрантов у телевизионной башни в Вильнюсе. Войска открыли огонь, погибло более десятка человек. Это побоище вызвало тревогу и отвращение. Нападение тайно организовали сторонники жёсткого курса из окружения Горбачёва. Возможно, они рассчитывали, что у Горбачёва не будет выбора, кроме как закрутить гайки и объявить чрезвычайное положение. В ночь перед нападением, согласно кремлёвским архивам, реакционеры собрались на совещание в кабинете руководителя аппарата Горбачёва Валерия Болдина. Оно продолжалось с 7:15 вечера до 2:30 утра, когда уже началась стрельба.[693]

На следующий день Горбачёв, выступая перед парламентом, настаивал, что ничего не знал о бойне, пока она не закончилась, пока его «не разбудили». Он обвинил в провокации руководителей движения за независимость Литвы. Но не было ответа на главный вопрос: контролирует ли Горбачёв, верховный главнокомандующий, собственные силы безопасности? Оба варианта ответа ничего хорошего не предвещали. Либеральные сторонники Горбачёва ужаснулись применению насилия, многие из них вышли из партии. Среди них был весь редакционный совет «Московских новостей» — главного рупора перестройки, опубликовавшего затем разгромное коллективное письмо интеллектуалов. 14 января Черняев записал в дневнике, что обращение Горбачёва к парламенту было «косноязычной, с бессмысленными отступлениями речью, сплошное фарисейское виляние…»[694]