Книга Лепрозорий - Ариса Вайя

Охотниц. Слухи быстро разлетаются, — и пожала плечами.

— А ты прочти внимательнее. Иначе какой ты командир, раз веришь одним лишь слухам, — с усмешкой глянула на охотницу Алиса.

— Да, мой генерал, — выдохнула Кирана и взяла бумаги. Честно прочитала, но ничего нового не нашла. Такой документ она уже подписывала после отставки Лиона.

— Третий пункт, — генерал махнула пером, призывая прочесть еще внимательнее.

И Охотница покорно прочла. Дважды.

— Этого пункта ведь не было раньше, — осенило ее и она удивленно подняла на Алису глаза.

— Теперь есть. Или не устраивает? — лукавый прищур ящерицы означал, что она довольна своей работой.

— Еще как устраивает, — искренне улыбнулась Кирана. — Теперь я подчиняюсь только императорской семье. Как когда-то самые первые охотницы-кошки.

— Мир? — Алиса встала из своего черного кресла и протянула главе охотниц руку. — Я больше не имею над тобой власти. И надеюсь на твое содействие.

— Мир, — Кирана мигом подписала документ и пожала генералу руку. — Можете на меня рассчитывать.

* * *

Морские волны шумно лизали ступени, ведущие в храм. Небо баюкало заходящее солнце, тянущее рыжие лучи к кошачьему храму. А кошка выглядывала из-за спины кота и любовалась миром. Лодыжка противно ныла, но в объятьях Хайме было совершенно спокойно и так легко. Как раньше. Как всегда.

— Ты что, плачешь? — окликнул он ее и дернул плечом, пытаясь разглядеть лицо. — Старые кошки не плачут.

— Я и не плачу, — мурлыкнула она, зарываясь носом в ворот кимоно. Терпкий запах горького шоколада успокаивал, как ничто на свете. — Но очень боюсь.

— Чего же ты боишься, глупая кошка?

— Прошло двадцать лет, вдруг они ушли из этого храма? Вдруг их там больше нет?

— Вдруг ты напрасно покупала марципан для Торы? — рассмеялся Хайме и подхватил кошку поудобнее.

— Я так виновата перед ними, — кошка потрясла свертком с подарками для сыновей и дочери.

— А я — перед тобой. Но ведь ты простила меня, — он неуклюже чмокнул Химари в висок. — Да и какое это имеет значение? Простят, не простят, главное, что они снова будут с тобой. Живые, здоровые. Разве я не прав?

— Прав, — пробурчала она ему в плечо. — Но я все равно боюсь.

— Уже почти пришли. Прекращай давай трястись, как кошка на морозе, и выбрось из головы всю эту ерунду, — почти огрызнулся он, поднимаясь на последнюю ступеньку.

Кошка не успела ответить совершенно ничего, как до ее ушей долетело нестройное:

— Мам?!

Эпилог

Ева остановила пегаса у самой кромки скалы и опустила поводья. Внутри нее все трепетало, сердце билось в счастливом ожидании. Позади был целый Лепрозорий, империя, полная удивительных существ, изумительных воспоминаний. А впереди открывался лазурный океан и небо, впитавшее бирюзу. Мир ждал ее, раскрыв объятья. Манил, звал, предлагал окунуться в него, отдаться ему, позволить провести себя по его тайнам и секретам. Паучиха жадно вдохнула соленый воздух и зажмурилась, подставив лицо солнцу.

Рядом с пегасом приземлился Самсавеил. В белой парадной форме, сшитой из плотного полотна паутины, он казался излишне нарядным. Протянул Еве руку, и она крепко сжала его ладонь в своей.

— Четыре года прошло, — улыбнулся он, укрыв паучиху от солнца крыльями. — Ты действительно думаешь, что готова улететь со мной? Я могу подождать еще. Столько, сколько ты пожелаешь.

— Я готова, — вздохнула она.

— И не жалеешь? Может, ты никогда и не вернешься сюда. Ты готова к этому? — с тревогой переспросил он, заглянув ей в глаза. Она глянула в ответ, сверкнув лиловыми зрачками, и кивнула.

— Я со всеми попрощалась.

— И они не пытались тебя остановить? — усмехнулся Сэм, потрепав пегаса по белоснежной гриве.

— Нет. Пожелали удачи и очень просили вернуться, — Ева прищурилась, пожевала губами, пытаясь вспомнить каждое сказанное ей на прощанье слово. Она не ожидала, что получит столько любви от старых друзей.

— Ты взяла у кошки то, что я просил? — осторожно прервал ее думы Сэм.

— Да, — закивала она, наклоняясь к седельным сумкам.

— Тогда о чем ты так грустишь, раз они сказали тебе добрые слова в дорогу? О чем ты так тоскуешь? — тихо спросил он, наблюдая за паучихой.

— Я не тоскую, — отозвалась она, вытаскивая два яблока — для себя и него. — Я просто думаю о том, что на самом деле они мне дали. О том, чему научил меня Лепрозорий.

— И о чем именно твои мысли? — усмехнулся ангел, забирая свое яблоко.

— О том, как рожденная ползать может летать, — усмехнулась она, ерзая в седле. — О том, что потерявшая все может обрести свободу и счастье. О том, что падший ангел может изменить тысячи жизней. Я думаю о том, что всем нам нужна Люцифера. Все мы должны были понять, что можем быть счастливыми.

Ева улыбнулась и надкусила яблоко до косточек. И они замерцали лиловыми семенами. Паучиха укусила еще, упиваясь соком. Яблоки из кошкиного сада были самыми вкусными, их нельзя было описать — не сладкие, не горькие, некислые, но и не пресные. Они были совсем другие, но даже от крохотного кусочка мысли становились такими ясными, внутри разгорался теплый и нежный огонь.

— Нам пора, — Самсавеил надкусил свое яблоко и усмехнулся.

Ева кивнула, подтянув одной рукой поводья. Глянула напоследок на империю — остров Лепрозория в синем океане.

— Даже если этот мир так ужасен, каким ты его видишь. Даже если он — цирк Бога, я все равно люблю его. Я благодарна ему за то, что он приютил мою душу и дал мне прожить тысячи жизней, — тепло прошептала она, словно это место могло ее слышать.

— Но он уродлив.

— А я не видела этого уродства. Люцифера не видела, и научила этому нас, — Ева пожала плечами. — Я все равно ее не понимаю, но ей я благодарна больше всего. Она — твое чудовище, падший ангел, проклятие, но этому Лепрозорию нужна именно такая. Она столько всего изменила.

— Ты ошибаешься. Ее единственной ролью было — вернуть тебя мне. Все остальное лишь совпало. Все совпало, совершенно все, — хмыкнул Сэм, взмывая в небо. — Извини, я не могу любить это место так же, как ты.

— За это ты любишь меня, — рассмеялась Ева, хлопнув пегаса по холке. И он послушно сделал несколько шагов и поднялся в небо. — А Люция, случайности, о которых ты говоришь… По мне, так чушь. Ты просто завидуешь Люцифере за то, каким она увидела мир, каким она ощутила его и приняла.

— Нет, не завидую, — усмехнулся Сэм, щурясь на солнце. — А ты?

— А я завидую, — паучиха укусила сочное лиловое яблоко и ссыпала осколки-косточки в карман. — И очень ее люблю.

Ответа она не