Книга Гобелен с пастушкой Катей - Наталия Новохатская

Может быть, журчащее чудо в зелени и пении струек навело Жанин на идею, может быть и нет, но на скамейке подле здания музея современной живописи доктор Бивен внесла предложение, от которого я буквально закачалась.

Жанин спросила, не хочу ли я на уикэнд съездить с ней и Расселом на Ниагарский водопад, взглянуть на одно из прославленных чудес света. Им всем это будет не трудно, даже приятно. Гуффи останется у соседей, машину они поведут по очереди и сами с наслаждением еще раз посетят Ниагару. А ночь с субботы на воскресенье можно провести в отеле; если я согласна, то Рассел сегодня же закажет номера.

Подобный размах гостеприимства меня подкосил, я мялась. С одной стороны отказаться от Ниагарского водопада мог только безумец, но с другой — сколько расходов, а я неплатежеспособна, и любезно разрешить себя кормить и платить за отель, выйдет почти как румынский офицер, который денег не берет! Трудно быть нищим и гордым в богатой стране, Бог свидетель. Я сидела, хлопала глазами в растерянности, однако Жанин проговорила доверительно:

— Вот так и Поль… Какое было мучение два года назад! Он никак не хотел позволить. Разрешите мне сделать для вас, то, что не смогла для него. Вы окажете большую, право же, очень большую любезность. И Рассел будет рад, он сможет воспользоваться вашей добротой и станет демонстрировать ужасную американскую кухню. Ради одного этого…

Роль гордой нищенки мне не удалась, я рассыпалась в благодарном согласии. В свете такой щедрости ничего не оставалось, как пожелать поучаствовать в конференции под руководством Жанин, в каких иных формах я могла выразить свою признательность, я просто не представляла.

Только потом, когда было поздно, я сообразила, что возложила на хрупкие плечи Жанин задачу сложной транспортации меня туда и обратно. Чтобы возить глупую лжеучастницу, ей приходилось делать колоссальные пробеги, до и после дня напряженной работы. Однако дополнительное испытание для «Хонды» и себя лично Жанин вынесла без единого вздоха. Велика была ее преданность другу Полю, хочу я подчеркнуть в очередной раз.

Мы простились с Жанин на пороге Борькиной обители, она обещала заехать за мной назавтра в 9.00, и просила передать лучшие пожелания моему родичу и хозяину. На сей раз Борис был доволен часом моего появления и соизволил сходить со мной в бассейн, потом прогулять в ближайший торговый центр.

Огромные магазины и маленькие лавочки, густо спрессованные в одной громадной галерее, сначала поразили обилием всевозможных товаров, затем довели до нервной дурноты. Всего было слишком много, глаза разбегались, цены поражали, пестрота и любезность публики вызывали что-то вроде головокружения.

— В следующий раз или через один, — утешил меня Борис. — Ты поймешь, что выбор очень невелик. То, что ты захочешь — нам не по карману, а на доступное ты и смотреть не станешь. Ирина так же ахала, теперь пробегает не глядя. Главное — научиться, где и что искать. Ирка училась этому искусству год. Американки за всю жизнь не могут постичь, удивляются Иркиной практичности. Вот закончишь дела, я с тобой поезжу. С Иркой выучил маршруты наизусть.

Я искренне поблагодарила Бориса, познакомила его со своими планами и рассказала, что приглашена на Ниагарский водопад. Борис присвистнул и благословил меня на труды и развлечения.

Где-то часов в десять того же дня нас навестила Стэфани и принесла роскошный пирог своего приготовления, предложила попробовать домашнюю местную пищу. Мы были тронуты и с благодарностью приняли приглашение к ним на семейный обед в следующую пятницу. Судя по вкусу пирога, нас ждало нечто необыкновенное, холодные сбитые сливки скрывали запеченные яблоки и бананы. Южный десерт, как пояснил Борис. Стэфани родом из Алабамы, на Юге женщины еще не разучились готовить, там царят традиционные ценности и нравы.

Глава 17

Наступившим утром, только Борис отправился на службу, к дому подкатила знакомая синяя «Хонда», и мы с Жанин пустились в бесконечный путь в Мэрилендский университет. Я малость трусила, в основном из-за своего самозванства, а любезная устроительница утешала, объясняла, что в худшем случае будет просто скучно, а может оказаться и забавно. Они специально подобрали кучу разного народа, из всех слоев общества, всех родов образования и профессий, всех рас и племен, постарались хорошенько перемешать в группы и теперь будут смотреть, как пестрая публика сможет общаться, какие вспыхнут проблемы и конфликты интересов.

Отнюдь не вскоре, но мы подъехали к мощным строениям церковного вида и зашли внутрь, где Жанин меня покинула, у них была назначена пятиминутка устроительного персонала. В здании было пусто, пахло школой и канцелярией, по стенам висели групповые портреты выпускников, без единого исключения афроамериканцев.

(За три дня пребывания в Штатах я получила тридцать три предупреждения ни в коем разе не звать их неграми, даже не произносить вслух этого слова, оно почему-то считалось бранным, вернее похожим на бранное слово «ниггер». Следовало именовать темнокожих американцев «черными» или ещё лучше афроамериканцами. В разговорах белых американцев на расовые темы преобладала сдержанная стеснительность. Будто они боялись обидеть лишним словом даже отсутствовавших афроамериканцев.)

По истечении небольшого времени народ собрался, был быстренько отмечен и распределен по группам, я увидела мельком соотечественных коллег, они выразили удивление, если не радость, но мы оказались в разных группах.

В пустую аудиторию нас зашло восемь человек, действительно всех оттенков кожи. Публика расселась по стульям и стала ждать, что же будет. Ничего не было очень долго. Еще больше времени ушло на то, чтобы все поняли, что ничего и не будет. Кто-то начал задавать провокационные вопросы о потраченных зря времени и деньгах. С этого началась общая беседа. В процессе выяснилось, что один человек, академического вида дама, от общения уклоняется и не произносит ни слова. Постепенно догадались, что она и есть представитель научного персонала. Ей высказали много справедливых упреков, но дама стойко молчала. Понемногу люди научились ее игнорировать и стали нехотя знакомиться друг с другом, чтобы убить время до обеда. Общее мнение клонилось к тому, что произошло явное надувательство.

Когда очередь представляться дошла до меня, аудитория несколько оживилась. Обнаружилась экзотика, ранее никто живого русского в глаза не видел, имелся только образ врага в идиотских фильмах. Милая черная девушка, медсестра из города Баффало сразила меня почти до остолбенения вопросом:

— Русские, они черные или белые? А вы, девушка Катя, черная или белая?

Мне всегда казалось, что ответ очевиден, но я ошиблась. Не то что английский, у меня русский язык отнялся, я несколько раз открывала и закрывала рот, пока не выговорила:

— А как вы думаете?

— Я не знаю, потому и спрашиваю, — ответила девушка, удивленная моей непонятливостью.

Пришлось быстро привести себя в чувство и посильно объяснить, что по колеру соотечественники в основном напоминают мою расцветку, каковую она может визуально оценить сама, а что касается глубинных подтекстов вопроса, то мне никогда не приходило в голову задуматься, белая я или черная. В России эта градация несущественна. Там другие проблемы.