Книга Anamnesis vitae. Двадцать дней и вся жизнь - Татьяна Шарпарь

– Знаю, я сам ее люблю.

Они посмотрели друг на друга и засмеялись.

– Пойдем завтракать, – сказала она, забирая у него букет.

– Давай, только сегодня я завтрак готовить буду. – Нет, ты иди мойся, приводи себя в порядок, потом будешь завтракать, а потом – спать, – распорядилась она. – Я, кстати, тоже не спала, после завтрака лягу. Такое у нас будет сонное царство.

– А ты почему не спала? – спросил он с тайной надеждой, что она скажет, что волновалась за него.

– Не спалось. Зато я решила одну непростую задачу.

– Здорово! – сказал он совершенно искренне.

После завтрака быстро разошлись по своим комнатам. Алексей поставил будильник, лег и мгновенно уснул. Наталья поворочалась, но тоже заснула под мерный стук дождя в оконное стекло. Впервые за много лет она спала глубоко и спокойно, как в родительском доме, и даже не слышала, как встал Алексей, как он осторожно ходил по квартире, звонил кому-то, когото отчитывал, гремел посудой на кухне. Она просто спала.

А за окном шел праздничный день – святой День Победы.

Иван намеревался ехать на дачу, но на улице так убедительно лил дождь, что он решил остаться дома. Вместо Маши на кухне колдовала спокойная женщина средних лет, такой же средней наружности и среднего телосложения.

– Меня зовут Анной, – представилась она. – У Марии сегодня выходной.

– А меня – Иваном.

Он почему-то решил пошалить.

– Я знаю, Иван Ильич, – спокойно ответила женщина. – Завтрак, пожалуйста. И что будете заказывать на обед?

Иван уже намазывал мармеладом хорошо подсушенный тост.

– Что посоветуете?

– У меня хорошо удаются гороховый суп и шницель с жареным картофелем, но, если пожелаете, приготовлю что-то другое.

То есть консоме не дадут. Ну и хорошо.

– Нет, то есть да. Пусть будет суп и шницель. И салат какой-нибудь полегче.

Она спокойно его выслушала и, немного помявшись, задала еще один вопрос:

– Пить что будете? Он растерялся:

– Чай, наверное. А вы можете пирожное какоенибудь приготовить? Я вообще-то сладкоежка. Или можно кого-нибудь в кондитерскую послать.

– Зачем же посылать? Будет десерт.

Вопрос был исчерпан, но она продолжала стоять. – Что-нибудь не ясно? – спросил он.

– Да. На сколько персон и на какое время? – Я сегодня буду обедать один. Подумал и добавил:

– И ужинать, наверное, тоже.

– Хорошо, – с облегчением сказала она и скрылась на кухне.

Было странно ощущать в доме постоянное присутствие посторонних людей. Он спал, а они его сторожили. Он ел, а они продолжали сторожить. Кто-то невидимый делал в квартире уборку. Кто-то закупал продукты. Поварихи готовили для него обеды. А на даче вовсю трудился садовник. Об этом сообщил ему теперешний начальник охраны. Интересно, при дяде было так же, или все-таки тетя Аня управлялась сама? Дядя Петя, насколько Иван помнил, был неприхотливым в еде. Лишь бы все было красиво оформлено. Он терпеть не мог небрежной сервировки, выщербленных чашек, плохо заваренного чая. А есть он мог хоть бутерброд с дешевой колбасой, хоть заливное из осетра – все равно.

Завтракал Иван не торопясь. Эту роскошь он мог позволить себе редко. Даже в отпуске находились какие-то неотложные дела. А сегодня вдруг на него напала лень. Вот захочет и заберется в постель и будет целый день читать детективы или смотреть телевизор. А не захочет, будет валяться на диване и слушать музыку.

С самого раннего детства он был занят тем, что учился. Дед внушил ему, что праздность – смерть для ума. «Душа обязана трудиться и день, и ночь, и день, и ночь», – повторял он ему цитату из Николая Заболоцкого. И поэтому маленький Иван зубрил иностранные языки, читал, читал и читал. А мама учила его слушать звуки. Музыку он полюбил сразу и навсегда еще и потому, что музыку пел мамин совершенный голос. Когда она пела для него, голос ее становился бархатно-мягким, иногда влажным, иногда звенящим. Он долго думал, что такой голос бывает у всех женщин, и очень удивился, когда дворничиха вдруг грянула дурным голосом какую-то разудалую песню. Слов было не разобрать из-за ее крика. Иван закрыл уши и убежал домой. Он долго не мог простить этой женщине ее «пения». Тогда он понял, что все люди разные: у кого-то голос, а у кого-то просто механизм для извлечения звуков. У кого-то талант, а у кого-то полное отсутствие оного.

Вообще, он может себе позволить спокойный отдых – тихий звук телевизора, мягкое кресло, книга какая-нибудь знакомая, которую сколько раз читаешь, столько раз открываешь заново. Что бы такое почитать? Есть этакое сибаритство в возможности выбора: можно Пелевина, а можно Агату Кристи. Или взять, скажем, мемуарную литературу – вот где душа будет трудиться по-настоящему. Хотя не хочется никаких мемуаров. А если Куприна? Или кинишко? Так, сейчас он дойдет до того, что уставится в телевизор, и тогда весь день насмарку. Решено: он берет первую попавшуюся книгу из шкафа с закрытыми глазами. Рука, конечно же, потянулась к полке с детективами, и – ура! – вытащила подзабытый роман Нейо Марш. Вот теперь налить чаю, устроиться в кресле и читать.

Алексею надо было попасть в свой кабинет в РОВД, чтобы все обдумать. Но он не хотел будить Наталью, поэтому уселся за обеденный стол на кухне, сварил себе крепчайшего кофе и открыл ноутбук Петра Фомина. Значит, так. В начале ноября на собственной даче были отравлены супруги Горчаковы. Через три дня, на поминках, кто-то обыскивал кабинет убитого. Сначала была версия о том, что украли альбом с фотографиями эксклюзивных украшений, но она отпала после допроса домработницы, которая этот альбом взяла «на память». Теперь выяснилось, что куда-то делись часы с боем, которые покойный купил незадолго до смерти. Версия, что убили из-за этих, пусть антикварных, часов, никуда не годилась. В доме были гораздо более дорогие вещи и золотые изделия на миллионы долларов. Если украли часы, почему больше ничего не взяли? Двигаемся дальше. Участковый Петр Фомин был убит в тот день, когда из Берлина приехал наследник. На следующий день обнаружен труп охранника Михаила Коваленко в квартире убитых супругов Горчаковых. Как он туда попал и что искал, пока не ясно. Потом было несколько попыток (если быть точным, то две) убийства Ивана Горчакова – племянника покойного ювелира. Сначала обнаружено отравленное вино, а потом в квартиру прибыл «телефонист» по кличке Веник, имевший явно не дружественные намерения. На похоронах участкового Петра Фомина его вдова, опасаясь кого-то или чегото, тайно передала Алексею записку с предложением забрать из квартиры ноутбук с возможно полезной для следствия информацией. Затем была вскрыта квартира Фоминых, а до этого – раскурочен стол участкового в опорном пункте милиции. По этим взломам засветился один и тот же подозреваемый, которого сейчас эксперты пытаются установить. Попутно выяснилось, что личный состав отделения напивается в служебных кабинетах опорного пункта каждую пятницу. Еще не понятно, каким боком прислоняется к этому делу бывшая невеста Ивана Ландыш и мультимиллионер с туманным прошлым господин Мусалимов. И, конечно, таинственный Владимир Махов, который такой же Махов, как Алексей – Рокфеллер. Это то, что на поверхности. А еще есть холдинг, в котором тоже происходят всякие загадочные события, вроде безосновательной задержки заработной платы, глухого бойкота нового владельца, странных накладных, где цены на изделия указаны то в зеленых бумажках США, то в деревянных рублях. Для того чтобы это все хоть как-нибудь осмыслить, надо встретиться с Иваном Горчаковым, еще раз поговорить об убитых родственниках. Есть ведь, кроме него, какая-то дальняя родня, может быть, молодые члены семьи, которые тоже считают себя наследниками ювелира. Это, кстати, может быть мотивом убийства. Можно позвонить, хотя, пожалуй, надо дождаться, когда проснется Наталья, а то испугается. Собственно, почему «испугается»? Она взрослая женщина с ребенком, чего ей бояться? А так хочется думать, что она нуждается в защите! Что-то с ней не стыкуется. Какаято странность во всей этой истории. При чем тут она? Что известно ей такое, что изобличает убийцу? Почему Петр Фомин рассказал ему про Натальины телефонные звонки в день убийства? Что-то там такое было. Так, надо вспоминать. И тут его мобильник начал передвигаться по столу. Конечно, как же он забыл? Звук-то выключен, и стоит режим вибрации.