Книга Кодекс Люцифера - Рихард Дюбель

– Киприан!

У подножия груды развалин стоял Никлас Вигант. Юноша молча встретился с ним взглядом. Никлас полез к нему наверх.

– Что случилось, Киприан? Кто этот человек с ребенком? Кто эта мертвая? – В глазах Никласа снова заблестели слезы. – Я думал, это Агнесс. Ты тоже так думал… ты ведь ее… Ты ведь опять вернулся в дом и…

– Она умерла вместо Агнесс, – услышал Киприан собственный голос. Для Никласа эти слова прозвучали, как оплеуха. – Эта девушка была в комнате Агнесс. Она получила серьезный удар в голову. Человек, нанесший ей этот удар, оставил ее лежать на полу и поджег дом. Возможно, он или они забрали Агнесс с собой, а уже потом устроили пожар. – Последняя догадка легла на свое место в мозаике мыслей в мозгу Киприана. – Вы все должны были умереть, Никлас. Этот разбойник просто хотел удостовериться в смерти Агнесс. За что, Никлас?

Тот непонимающе уставился на Киприана. Его глаза забегали.

– Какие же грехи ты совершил, Никлас Вигант, за которые теперь кто-то требует расплаты от Агнесс?

Киприан с ужасом понял, что в нем снова набирает силу ярость. Он не знал, из-за чего так разозлился, но фигура Никласа Виганта, скрывавшего тайну, теперь угрожавшую Агнесс, снова вызвала кровавый туман у него перед глазами.

– Говорит ли тебе что-нибудь название библия дьявола, Никлас?

Отец Агнесс отрицательно покачал головой. Он, не отрываясь, смотрел в глаза Киприану, и юноша тут же догадался, что он страстно желает раскрыть наконец тайну, которая все эти годы душила его. Ему нужен был лишь толчок. Мысли Киприана перескочили на другую тему. Он смотрел мимо Никласа, как Андрей прижимает к себе ребенка и мертвую девушку, словно желая хоть раз прижать к себе их обоих.

И тут к нему пришло решение.

– Черные монахи, – произнес он и с чувством легкого удовлетворения увидел, как побледнел Никлас, – и жестокое убийство десятерых француженок и их детей.

Он краем глаза заметил, как Андрей повернул к нему ослепшее от слез лицо, будто услышав его слова, и кивнул ему.

– Рассказывай, – приказал он Никласу, даже не глядя на него.

Никлас Вигант вспомнил 1572 год, год, в котором фирма «Вигант amp; Вилфинг» раз и навсегда перестала быть убыточной.

Хороший год, несмотря на ужасные сообщения из Франции – или, возможно, именно благодаря им, поскольку кассовые убийства в соседнем, не обязательно дружественном королевстве обычно приводили к хорошим прибылям дома.

Хороший год, хотя до сих пор не нашлось ни одного кандидата на пустующий трон епископа Вены, а ведь тому шел уже пятнадцатый год, а значит, пятнадцатый год подряд католическое население не находило в себе мужества организовать хотя бы одну-единственную процессию, дабы показать погрязшим в ереси лютеранам, каким должно быть настоящее поклонение Господу.

Хороший год, несмотря на летние наводнения в Вене, затопившие города Креме и Штайн, а вокруг Вены – пойму Моравы и Тульнерфельд, и столь долгое время вредившие урожаю, что кайзер Максимилиан упросил торговцев снизить наценку и пообещал каждому, у кого еще остались запасы продуктов на складах, выкупить их на вес золота.

Хороший год… а Никласа Виганта снедала неясная боязнь возвращаться домой. После этой поездки он совершит в текущем году лишь одну, в Вену, вместе со своим другом и партнером Себастьяном и теми счетоводами, кто хотел отпраздновать Рождество не в Праге, а в Вене. И там его будет поджидать обычное убожество.

Тяжело было покидать весной жену, постепенно замыкавшуюся в своей озлобленности, несшую на себе вину бездетности семьи и каждый день навещавшую могилу, в которую много лет тому назад опустили крошечное тельце. И еще тяжелее было возвращаться в конце года к этой жене и выяснять, насколько сильнее за прошедшие месяцы она погрузилась в уныние, скорбь, оцепенение. Это было тем тяжелее, что он по-прежнему всем сердцем любил ее.

И вот ребенок. Когда нищенка заговорила с ним, он увидел его впервые: всего пара дней от роду и такой слабый, что походит на старичка. Ребенок не закрывал глаз, но, воспринимал он что-то или нет, Никлас не знал. Женщина покормила его грудью; но она сама была так истощена, что вряд ли смогла дать ему больше нескольких капель молока. Ребенок все время, не мигая, смотрел на него своими широко открытыми огромными глазами; и даже лежа у груди матери, не отводил взгляда от мужчины.

Никлас сделал все возможное, чтобы женщине и ребенку было комфортно. В одной из повозок, в которой перевозили материю и потому снабдили ее просмоленной крышей от дождя, он сумел – между тюками сукна – отыскать для них теплое местечко. Каждый шаг, сделанный его лошадью, тут же отправлял его мысли к этим двоим, и Никлас со смешанным чувством надежды и страха наблюдал, куда приведут его эти мысли.

Наконец он попросил помощи у Бога. Если ребенок умрет до того, как они доберутся до Праги, он оплатит его похороны и выдаст женщине некоторую сумму, что поможет ей пережить зиму. Если же ребенок выживет, он попросит женщину позволить ему усыновить ребенка. Теперь решение оставалось за Богом.

Ребенок выжил. Он не умер, даже ни разу не заболел в течение всего пути, растянувшегося на целых четыре дня из-за медлительности запряженных ослами повозок. Он никому не мешал, просто все время смотрел на Никласа своими глазищами, стоило тому лишь бросить мимолетный взгляд на повозку с сукном. Никлас начал спрашивать себя, не послал ли Господь снова на землю душу его первенца, умершего при родах, чтобы подарить ему второй шанс, и не устроили ли ангелы Господни все таким образом, чтобы они встретились на дороге, ведущей в Прагу. Ребенок был женского пола, а у Никласа должен был родиться сын. Впрочем, это не имело совершенно никакого значения.

Во время последнего привала перед Прагой Никлас отвел женщину в сторону и поговорил с ней.

7

– Ты с самого начала знал, что это не ее ребенок?

– Нет, – ответил Никлас. – Я и представить себе не мог, что это значит для матери, когда ей предлагают забрать у нее ребенка… «Знаете, я могу гораздо лучше о нем позаботиться, чем вы, дорогая моя». – Никласа передернуло. – Я рад, что по крайней мере этого греха не совершил.

– Она в результате рассказала тебе, что ребенок – единственный выживший свидетель ужасной бойни, совершенной сошедшим с ума монахом среди гугенотов – беженцев из Франции.

Никлас некоторое время молча смотрел на Киприана.

– Да, – ответил он наконец.

Тот факт, что он не стал спрашивать, откуда это известно Киприану, говорил о том, что он оценил способности своего собеседника. Киприан напомнил себе, как Никлас вышвырнул его из дома с необычными словами прощания: «Ты мне нравишься». Он подавил снова поднявшуюся в нем ярость. «Мы бы не стояли здесь перед телом возлюбленной человека, оказавшегося настоящим преданным другом, если бы ты так упрямо не придерживался своих дурацких планов насчет свадьбы своей дочери и Себастьяна Вилфинга», – с горечью подумал он. Впрочем, ему показалось совершенно бессмысленным проявлять свою ярость. В мозгу Киприана начали формироваться ответы на большинство вопросов, кроме одного, самого главного: где же Агнесс?