Книга Последний еврей из КГБ - Борис Барабаш

– Ну, допустим.

– Эти колебания, то есть маленькие волны, куда-то идут. В то направление, в какое Вы направили звук. Вот, например, Вы смотрите на гору и туда кричите. Значит, звук Вашего голоса идет туда, к горе. Понимаете?

– Звук идет туда? Интересно!

– Дальше звук, то есть воздушная волна, бьется об гору и возвращается к Вам.

Тут папа стал иллюстрировать воздушную волну. Он понесся к стене. Со стороны можно было подумать, что он – лебедь из балета «Лебединое озеро». Отец драматически коснулся стены и, плавно двигая руками, полетел назад к Розе. Розу это не смутило. Она долго смотрела на отца, и, пожевав губами, сказала:

– Никогда не видела, чтоб так было. Но, пусть. Пока только не пойму, где тут солнце.

– Конечно, Вы не видели, как звук бьется. Это же воздух. Вы воздух видите? Так вы и не видите его волны. Так вот. Когда воздушная волна, которую Вы сами и подняли тогда, когда издали звук, к Вам возвращается, Вы слышите как бы свой голос. Так? Так это и есть эхо. То есть Ваш отраженный звук.

– Так. Это я, предположим, поняла. Интересно. Но что же дальше?

– Сейчас скажу. Мы уже близко.

– Да. Давай.

– Ученые это свойство звука заметили. Они также узнали, какое расстояние звук пролетает за единицу времени. Ну, скажем, за минуту, или за час. И, вот. Ученые взяли, и направили звук на Солнце. Звук полетел, ударился о Солнце, и вернулся на Землю. Ученые подсчитали, сколько времени звук летел. Звук, примерно, пролетает за час 1000 километров. Чуть больше, но пусть будет 1000 километров в час. И он вернулся, через столько-то часов. Значит, берут 1000 километров и умножают на время, которое звук летел. Вот так и определили расстояние до Солнца.

– И сколько получилось?

– 149 миллионов километров.

– 149 миллионов километров!?

– Да.

– Ты думаешь, я им верю?

Папа растерялся. Он уважал науку. Наука объясняла всё. А если и не объясняла, то позже объяснит. А здесь… Папа несколько раз набирал глубоко воздух в легкие. Я думал, что он сейчас что-нибудь скажет. Но он молчал, и только глубоко дышал. Наконец он сказал:

– Ну, хорошо, Роза. Мы пойдем. Не будем Вам мешать.

– Да, хорошо. И спасибо! Ты хорошо рассказываешь. Только не позволяй им себя обманывать. Я помню, в молодости мне сказали, что люди летают. Пошла к раввину, а он сказал, что это – ерунда. Такого не может быть. И кто оказался прав? Смотри! Только шмок верит всему, что говорят.

Мы вышли. Папа не знал, куда прятать глаза.

– Вот так, сынок! Видел? – только и сказал он.

Я тут вспомнил, что мама просила купить творог, и мы с удовольствием пошли в молочный магазин.

– Старые люди…, – вздохнул папа. – Другое было время. Не до науки.

Надо было папу отвлечь. Упустить такой шанс было нельзя.

– Па!

– Шё, сынок?

– А ты чем занимался в Венгрии?

– В Венгрии? Какой Венгрии?

– Ну, какой? Той самой.

– Когда?

– Во время войны.

– А! Ты об этом. Ой! Было чем заниматься. Конец войны, знаешь. Поменялся характер работы. Если раньше, как я тебе уже говорил, в основном выявляли агентуру, самострелов и боролись с пораженческими настроениями, так в конце войны уже работали с местным населением, пресекали мародерство и занимались фильтрацией.

– А что такое самострелы и фильтрация?

– Самострелы – это те, кто сам в себя стреляет.

– Сам в себя стреляет? Зачем?

– Шёбы не служить в армии. Зачем…? Уйти в госпиталь, а потом, может, и комиссоваться. Страшно было на фронте. Кто хочет погибать? Поэтому сами в себя и стреляли. Кто похитрее, просили кого-то в себя выстрелить. Но мы быстро таких «героев» выявляли.

– И что им за это было?

– Трибунал! Что было… Трибунал решал.

– Их потом в тюрьму сажали?

– В тюрьму? Да нет. Не в тюрьму. Тюрьму еще надо было заслужить. Отправляли, в основном, в штрафбат. А кого нельзя было направить в штрафбат – расстреливали.

– А кого нельзя было направить в штрафбат?

– Инвалида, например. Боец себе такое членовредительство причинил, что стал инвалидом. Так шё, его в санаторий отправить? Нет, дорогой! К стенке! И ему урок, и шёб другим неповадно было.

– Кто расстреливал?

– Не мы. Были люди.

– А что его семье говорили?

– Семье кого?

– Ну, того, кого расстреляли.

– О! Это ты на самом деле большой вопрос задал. С семьей было так. Сталин, как ты уже, наверное, понял, был умным человеком. И очень. Он знал, шё, когда солдат боится, то последнее, шё может остановить его в шаге от роковой ошибки – это семья. Шё же Сталин сделал? Семьи красноармейцев получали тогда продовольственный аттестат. То есть они работали в тылу, на предприятиях, и получали по карточке продукты.

– А кто не мог работать?

– Тех, кто не мог работать, на произвол судьбы тоже не бросали, не думай. Им тоже давали карточки, но они получали меньше работающих, конечно. Если хотели больше – должны были шё-то делать. Поэтому и пенсионеры, и инвалиды, старались хоть немного, но работать. Иначе не выживешь. Так вот. Если боец перебегал на сторону врага, или был самострелом, семью лишали этого аттестата. Сразу о поведении бойца становилось известно в тылу. Шё это значило для семьи? Для семьи это означало конец! Мало того, шё они были без карточек, так им никто и не помогал. Руки никто не подаст! Они были, как прокаженные. Все от них отворачивались. И солдаты об этом знали. Так шё, прежде чем стреляться или сдаваться в плен, боец 100 раз подумает. Понимаешь?

– Понимаю… А фильтрация, что такое?

– Фильтрация… В конце войны освобождалось очень много наших пленных. Те, кто был в немецком плену. Их надо было проверять. Нет ли среди них немецких агентов, или полицаев, которые наших людей расстреливали. Сталин в начале войны сказал, шё у нас нет пленных, у нас есть предатели. Чего он так сказал? Потому шё в начале войны наши солдаты массово сдавались в плен. За несколько месяцев войны, шё-то около двух или трех миллионов. Ты представляешь себе эту картину? Сталин, конечно, рвал и метал.

– А почему сдавались в плен?

– Ой! Тоже очень сложный вопрос. Причин много. Для начала, я тебе скажу по секрету, шё Сталин сам был не против ударить первым по Гитлеру. Он видел, к чему это все идет. Тот гад уже всю Европу к тому времени захватил. Так шё он, перед СССР остановится? Сейчас! Война с Германией – это был просто вопрос времени. И Сталин это, конечно, понимал. Но самый лучший вариант – это ударить первым, а не ждать, пока на тебя нападут. Сталин так и хотел. Он выдвинул к западным границам очень большие силы, устроил там склады. Но немец его опередил, черт! И после внезапного нападения, немцам досталось много нашего оружия, продовольствия и всего остального. Наша армия с большими потерями отошла вглубь страны, а воевать оказалось нечем. Почти все осталось у западных границ. Поэтому у бойцов и была одна винтовка на трех человек. Ну и началась паника, неверие в свои силы. Это страшное дело, когда боец не верит в победу! Как он может пойти в атаку? С каким чувством? Поэтому и начали сдаваться в плен.