Книга Я превращаюсь в дождь - Эльвира Смелик

– Я, конечно, посмотрю, но не уверена, что еще остались.

Прошла между стеллажами и будто пропала, исчезла в одной из книг. Олеся стояла, ждала, от нечего делать глазела по сторонам.

В библиотеке было хорошо: безлюдно и тихо. А в коридоре – толчея и гомон. Такой огромный контраст. Здесь был словно совершенно другой мир, уютный и неторопливый, со своим пространством и временем. И тоже хотелось попробовать вот так же пройти между стеллажами. Вдруг попадешь еще куда-то, в неведомую историю, и в ней непременно найдется что-то особенное.

– Вот! – Олеся не заметила, как библиотекарша вернулась, положила на стойку потрепанную книжку. – Откопала в списанных. Выглядит жутковато, но нужные страницы есть. Можешь даже не возвращать. Все равно пойдет в макулатуру. А вообще пошарь в интернете. Наверное, там можно учебник скачать. Ну, или почитать.

– Так удобней. – Олеся подхватила книгу, засунула в сумку. – Спасибо!

Вышла из библиотеки, направилась к лестнице.

– Соколов! – донеслось из-за угла, и почти сразу оттуда вывернула женщина, скорее всего учительница, тащившая за руку мальчишку.

Совсем маленького, класса, наверное, из первого. Он тянул назад, крутил рукой, стараясь вывернуться. Растерянный и испуганный.

Олеся замерла.

У женщины лицо было сосредоточенное, губы сжаты. Она старалась не обращать внимание на болтающуюся позади помеху, упрямо волокла туда, куда хотелось ей.

Еще бы! Мальчишка против нее – никто. Хоть вырывайся, хоть ори – слушать не будет. И он это понимал, молчал, и только в глазах его плескалось отчаяние.

– Не надо! – крикнула Олеся и сама поняла, что слишком тихо.

Не крик вовсе – слова, которые прозвучали не намного громче, чем обычно. Но их услышали. Учительница остановилась, строго глянула на Олесю, поинтересовалась:

– Что не надо?

Только не промолчать бы в очередной раз, не накопить еще больше непроизнесенных слов, которые и так уже давят тяжким грузом.

– Тащить его не надо.

– Да я бы с радостью. Очень мне нужно это представление. – В голосе учительницы не было ни возмущения, ни сердитого недовольства, только совсем немного усталого раздражения, а еще – просьба о поддержке. – Но что делать? Ладонь ободрал, а рука грязнущая. В любом случае надо обработать, чтобы никакая инфекция не попала.

Услышав про «обработать» и «инфекцию», мальчишка опять дернулся и заголосил:

– Не хочу зеленкой! От нее еще больнее!

Учительница вздохнула, словно произнесла: «Ну вот. Только послушайте его».

– Соколов, да что ж ты как маленький? Там на площадке Тамара Павловна с двумя группами осталась, а я тут с тобой воюю. Давно бы уж до медкабинета дошли. Никто не собирается тебя зеленкой мазать.

– Ага, – насупился Соколов, – всегда так говорят. А потом все равно намажут. Сейчас-то почти и не больно, а будет только хуже.

– Не будет. Пойдем уж скорей.

Шагнула, потянула мальчишку за собой, но он опять уперся, расставил ноги, не желая двинуться с места.

– Соколов!

– А давайте я его отведу.

Учительница с недоверием посмотрела на Олесю, но потом, видимо, решила: а почему бы не попробовать?

– Пойдешь с девочкой? – спросила у мальчишки.

Тот тоже посмотрел на Олесю, оценивающе так. Кто знает, что он там подумал, однако согласно кивнул, а потом добавил:

– Если только зеленкой мазать не будут.

– Не будут, – пообещала Олеся. – Просто руки помоешь. В медкабинете мыло специальное – бактерицидное.

Учительница отпустила маленькую ладонь.

– Приведешь его потом, – сказала Олесе. – Мы за школой, возле стадиона, на площадке. – А потом обратилась к мальчишке, пригрозила шутливо: – Смотри у меня, Соколов.

Развернулась, зашагала торопливо, опять исчезла за углом. Мальчишка проводил ее взглядом, а потом вопросительно уставился на Олесю. Выражение лица подозрительное.

Мысль обожгла внезапно: а вдруг он сейчас удерет? Потому и согласился, чтобы избавиться от учительницы. Ну что ему девчонка-старшеклассница? Не догонит, не поймает.

Может, ухватить его, пока не сорвался с места? А потом – тоже тащить? Не спрашивая, не считаясь с ним.

– Идем? – Олеся осторожно протянула руку. Соколов кивнул, охотно взялся за ее ладонь, но не удержался и опять уточнил:

– А зеленкой точно мазать не будут?

– Не будут. Ею сейчас никто и не пользуется, – убежденно заявила Олеся. – Помоешь, и медсестра пластырем заклеит. С пластырем классно. Я тоже всегда им заклеиваю, если обрежусь или поцарапаюсь.

– Ага. Мне мама тоже клеит, – поддакнул мальчишка. – У нас такой прикольный, с динозаврами.

Домой Олеся добралась намного позже, чем обычно. Пообедала, села за уроки. А вот мама явилась, наоборот, раньше. Заглянула в комнату, поинтересовалась:

– Ты поела?

– Да.

– Чем занимаешься?

– Домашку делаю.

Мама удовлетворенно кивнула головой, ушла, и почти сразу затрезвонил мобильник. Олеся изумилась. Кроме родителей, звонить вроде бы некому. Но мама рядом. Если только случайно ткнула не в ту строчку? А номер незнакомый. Зато голос она сразу узнала. Или, скорее, слова, захлестнувшие неудержимым потоком. Не прервешь, не остановишь.

– Лесь, привет! Я же обещал исправиться. Вот. Исправляюсь. Так что выходи. Ты ведь дома? А я уже почти пришел.

Она ведь смогла сегодня в школе возразить учительнице, произнести «не надо». А сейчас похожий случай, и звучит не намного сложнее: «Нет. Я никуда не пойду».

Хватит копить непроизнесенное. Хватит послушно следовать за кем-то вопреки своим желаниям. Хватит молчать.

– Леша.

– Ага. – Томилин решил, что Олеся спрашивает, он ли это. Торопливо подтвердил, чтобы скорее говорить дальше: – Или давай я за тобой зайду. Ты ведь на втором этаже живешь?

– Нет! – вырвалось без труда, само.

– А на каком тогда? – Он опять все понял по-своему. – Ты вроде говорила, что на втором.

– На втором. Только не надо заходить. Я сама выйду.

– Да ладно. Мне не трудно.

– Не надо! Подожди. На… – Олеся судорожно вспоминала, что же там есть поблизости, невидимое из окон их квартиры, – …детской площадке.

– Хорошо. Как скажешь. В общем, я уже почти там. Жду.

Ждет. Олеся произнесла и «нет», и «не надо», но все зря. А сердце бешено колотилось, будто она не разговаривала только что, а испуганно металась, стараясь скрыться от чего-то ужасного. Да так и есть.

Если бы Леха зашел… Если бы мама открыла дверь, увидела его и спросила, зачем он здесь… А он бы честно выложил и про сегодня, и про вчера. Тогда бы мама сразу поняла, что Олеся соврала ей, что гуляла она вовсе не с одноклассницами. А с кем? Где?