Книга Зорро в снегу - Паола Дзаннонер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Привет, Зорро, привет, друг.
Собака трется мордой о шею Луки. От мальчика хорошо пахнет, его сердце почти выпрыгивает из груди. Он сказал «друг», а это слово Зорро отлично знает: друг – это семья, дом, Бруно, Джада. Друг – это счастье, тепло, еда, свобода. От мальчика пахнет молоком, его запах похож на запах Джады, но он не такой цветочный. Он более сухой, отдает юношеской кожей, простотой. Никаких следов бензина, жира для лыжных ботинок, которым пахнет от многих знакомых Зорро. От куртки мальчика исходит знакомый запах затхлости, закрытой комнаты и пыли, юношеского дыхания и пота, запах кроссовок, жевательной резинки, древесины, пластика, сыра, хлеба, бумаги, целлофана, карандаша и шариковой ручки – словом, запах школы. Черная футболка под курткой пахнет домом, вкусной едой и теплом, мылом и утюгом, штуками, с помощью которых Мелания приводит в порядок одежду его бесшерстных друзей.
Зорро чувствует другой знакомый запах. Он исходит изнутри, и у каждого он свой. Этот запах показывает, светлый человек или темный. Существуют разные оттенки темноты и света, но порой даже светлые люди окрашиваются в темные тона. Это происходит с Бруно, когда он повышает голос, возвращается домой в плохом настроении или уставшим. Но мальчик пахнет утренними пробежками по полю, покрытому нежной, только что пробившейся травкой. Запах свободы и света. Поэтому Зорро осмеливается на шаг, который он не делал уже давно, возможно, с того момента, как перестал быть щенком. Он лижет щеку Луки, убрав языком слезинку в уголке его глаза.
Это волшебная собака, думает Лука. Он делает шаг назад, слегка смущаясь из-за молчаливого и неподвижного присутствия Бруно. Лука чувствует, что его лицо горит, поэтому наклоняется к собаке.
– Зорро, я принес тебе подарок.
Собака бросает взгляд на Бруно, который улыбается и переводит слова Луки:
– Игрушка, Зорро.
Зорро садится и закрывает пасть, он в мучительном ожидании. Игрушка! Его уши дрожат, черная маска на морде разглаживается. Уши похожи на распахнутые крылья, замершие в воздухе. Собака внимательно следит за рукой Луки, который роется в кармане куртки. Зорро в нетерпении переставляет лапы и издает короткий вой. Ожидание подстегивает его, кажется, что Зорро считает каждую секунду и вот-вот побежит к этому медленному мальчику, который не торопится достать игрушку. Ну же, парень, скорее!
– Внимание… – произносит Лука, чтобы потянуть время. – У меня для тебя кое-что особенное… Ты готов?
Ну конечно, конечно, готов. Зорро вот-вот взорвется от нетерпения, однако ограничивается воем. Он по привычке садится, потому что, если он не сядет, Бруно не достанет из кармана мячик или палку и не запустит их подальше.
Наконец Лука вынимает руку из кармана и показывает самую красивую игрушку в мире: желтый мячик!
Зорро вскакивает, он вне себя от счастья. Лука знает, что делать. Он бросает мячик как можно дальше, и, когда пес, словно по невидимой дуге, бросается вперед, тоже срывается с места.
– Давай, Зорро, посмотрим, кто первым схватит мячик! – кричит Лука.
Из пасти Зорро вываливается язык. По насмешливому виду пса, по выражению морды, по сияющим глазам видно, о чем он думает: ты шутишь, друг? Я уже выиграл.
Лука отстает. Ноги путаются в широких джинсах, они не сравнятся с четырьмя стройными, мускулистыми лапами, которые теперь, из-за радости соперничества, бегут еще быстрее. Мячик падает, подпрыгивает, вертится в воздухе. Зорро ловит его и тут же триумфально поднимает голову: «Ну, что я сказал?»
Лука нагоняет его. Он запыхался, но одышка быстро проходит. Лука уже готов броситься вперед, как на тренировке по баскетболу. Собака ложится на землю и кладет мячик в ноги мальчику.
Давай еще раз, читается в его глазах.
Лука берет мячик и бросает его далеко, очень далеко. Тренер запрещает так делать, потому что в баскетбол не играют в одиночку, потому что мяч приносят пятеро, потому что Лука – плеймейкер[1], а не либеро[2], как в волейбольной команде. Но сегодня Лука не сдерживает себя. Он делает отличный бросок, и Зорро кидается вперед, словно спортсмен, который собирается пробежать стометровку. Он готов схватить мяч до того, как тот опустится на землю.
Брось его, Лука, брось подальше, посильнее, ну же. Брось его в небо, этот желтый мячик, еще сто или тысячу раз.
– Мне бы хотелось стать одним из вас.
Бруно улыбается и качает головой.
– Ты слишком молод, – отвечает он. – И к тому же тебе нужно учиться, у тебя не будет времени.
Лука был готов к тому, что Бруно не согласится. После того происшествия его родители тоже все время повторяют: не зацикливайся, перестань думать о кинологическом подразделении. Все позади, нужно перевернуть страницу. Они говорят, что это как если бы он внезапно захотел стать хирургом после того, как его успешно прооперировали. Понимаешь, Лука, насколько это глупо? Понимаешь, что требуется подготовка, практика, опыт, и самое главное – нужно хотя бы окончить школу? Любой разговор сводится к обсуждению школы. Лука немного запустил учебу после происшествия. Преподаватели пока что закрывают на это глаза, но вскоре они перестанут делать поблажки. Уже конец учебного года, скоро финишная черта – выпускной экзамен. Лука должен переключиться, вновь погрузиться в учебу. Он ведь хотел поступить в медицинский?
Медицинский. Но Лука больше о нем не думал, эта идея возникла случайно. Разве что школа подготовки фельдшеров… Как тот парень, который участвовал в его спасении. Он ведь входит в кинологическое подразделение. Лука тоже мог бы стать фельдшером, почему бы и нет? В один из вечеров он заявил родителям:
– Нет, медицина – слишком долгий путь, мне больше подходит школа для подготовки фельдшеров.
– Фельдшеров? – удивился папа. – Почему именно это? Ты уверен или выбрал профессию наугад?
– Может, тебе стать фармацевтом? – предложила мама.
– Ты шутишь? Чтобы потом стоять за прилавком и продавать лекарства?
Атмосфера накалилась, в семье вот-вот могла начаться буря, но Луке повезло. Именно в тот вечер приехала Мария Кьяра, его сестра. В последнее время, впрочем, не только из-за происшествия, она защищала его от нападок родителей.
– А, уже мучаете его? После всего, что произошло? – возмутилась она.
Родители тут же отступили. Мама рассыпалась в тысяче извинений, папа замолчал, словно ему было запрещено говорить в собственном доме.