Книга Андрей Боголюбский - Алексей Карпов

И всё же поход Изяслава во многом оставался авантюрой. Сил для того, чтобы сохранить за собой киевский стол, у него явно недоставало. А потому, когда союзники Юрия начали стягивать свои полки к Киеву, удержать город он не смог. В конце августа того же 1150 года Изяслав попытался было принять бой, собрал войско из верных ему «чёрных клобуков» и киевлян и направил его против подошедшего Владимирка Галицкого, который казался ему наиболее опасным противником. Однако собранная им рать попросту разбежалась, убоявшись силы галицкого князя и многочисленности его войска. Пришлось возвращаться на Волынь и Изяславу. Так, с помощью союзников, спустя три месяца после своего бегства из Киева, Юрий вновь занял великокняжеский стол. Киевляне поспешили признать его — очевидно, стремясь не допустить в город Владимирка, стоявшего со своими полками возле самых городских стен. Этого князя — совершенно чужого и враждебного им — они страшились ещё больше, чем Юрия.

Казалось, для Юрия всё складывается вполне благополучно. Но за время его трёхмесячного отсутствия в Киеве произошло событие, внешне весьма незначительное, но оказавшее существенное влияние на ход последующей борьбы за великокняжеский стол. Изяславу удалось примириться со своим дядей, князем Вячеславом Владимировичем. И не просто примириться, а заключить с ним договор, рассчитанный на длительную перспективу. Задуманная им политическая комбинация полностью меняла расстановку сил, переводила его отношения с Юрием Долгоруким в совершенно новую плоскость. В вышгородской церкви Святых Бориса и Глеба, у самых гробниц князей-мучеников, Изяслав и его дядя целовали крест на том, что отныне «Изяславу имети отцемь Вячеслава, а Вячеславу имети сыном Изяслава». Теперь Изяслав мог претендовать на Киев и править в Киеве, прикрываясь «старейшинством» Вячеслава, как бы от его имени. Сама идея этого политического альянса — заслуга даже не Изяслава, а его брата Ростислава Смоленского, князя весьма умного и дальновидного, неохотно принимавшего личное участие в междоусобных войнах, но при любых раскладах безоговорочно поддерживавшего своего брата. Простодушного Вячеслава договор с племянником вполне устроил. Изяслав же таким хитрым способом пресёк претензии на «старейшинство» со стороны Юрия Долгорукого, лишил суздальского князя главного козыря, который давал ему преимущественные права на великокняжеский стол, с точки зрения тогдашних представлений о «старейшинстве».

Впрочем, сейчас нас интересует не столько Юрий, сколько его сын Андрей. В борьбе отца за Киев он по-прежнему принимал самое деятельное участие.

Так, вскоре после первого изгнания отца из Киева Андрей направился в Переяславль, к своему брату Ростиславу. Отец послал его туда по просьбе самого Ростислава. Дело в том, что Изяслав Мстиславич сразу же по вокняжении в Киеве поручил своему сыну Мстиславу Канев, «веля ему оттоле Переяславля добыти». Сделать это Мстислав должен был, опираясь прежде всего на «чёрных клобуков». Собирая вокруг себя отдельные их роды, Мстислав обратился за поддержкой к турпеям — многочисленному торкскому роду, расселённому по левому берегу Днепра, в пределах Переяславского княжества. Узнав о его намерениях, Ростислав тотчас послал за помощью к отцу. С этой помощью и явился к нему Андрей. Сам же Ростислав поспешил к Сакову — главному городу в земле турпеев. Ему удалось захватить кочевников врасплох: «поймав» их, князь отогнал их к Переяславлю, под защиту городских стен. Трудно сказать, вошли ли турпеи в состав его войска и, если вошли, насколько оказались надёжны. Но такова уж была обычная практика русских князей в отношении «своих поганых»: когда опасались, что они могут перейти на сторону противника, их силой изгоняли с прежних мест обитания или «переимали» их жён, детей и имущество. Ну а пока Ростислав гонялся за турпеями, Андрей находился в Переяславле, готовя город к возможному нападению Изяслава или его сына.[15]

Старший брат Андрея Ростислав — фигура во многом противоречивая. Поздние источники изображают его человеком коварным и мстительным (в чём мы уже имели возможность убедиться). Но в Суздальской земле он оставил по себе добрую память: спустя много лет после его смерти жители Ростова и Суздаля будут вспоминать о том, что князь Ростислав Юрьевич «добр был, коли княжил у нас» (или, в другом варианте летописи: «коли жил у нас»). Судя по этим словам, Ростислав добился от отца какой-то волости в Суздальской земле и правил ею до своего ухода на юг вполне разумно, не ссорясь с местными «мужами». Неясными остаются и их взаимоотношения с Андреем. Братья всегда помогали друг другу, это правда — но насколько искренни они были при этом? Задаваться таким вопросом приходится потому, что позднее, став суздальским князем, Андрей с крайней неприязнью будет относиться к сыновьям Ростислава и даже выгонит племянников из своей земли.

Но вернёмся к событиям 1150 года. Уже после возвращения Юрия в Киев Андрею пришлось продемонстрировать и свои дипломатические способности. Готовясь к войне с Изяславом, Юрий послал за помощью к половцам — своим всегдашним союзникам. Но когда половцы наконец-то собрались и подошли к Переяславлю, их помощь оказалась не нужна: Юрий овладел Киевом без них. Однако союзники Юрия не привыкли возвращаться домой с пустыми руками. Поскольку поживиться за счёт врагов Юрия им не удалось, они принялись разорять окрестности Переяславля: «пакостящим ся людем, сбегшимъся в град», так что те не имели возможности даже выпустить за городские стены свой скот.

Ни Юрий, ни союзные ему черниговские князья ещё не распустили своих полков. Сначала Юрий послал к Переяславлю младшего из черниговских князей Святослава Всеволодовича, дабы тот «укротил» половцев и «воротил» их обратно в степи. Но сделать это — несмотря на традиционные связи черниговских князей с «чужими погаными» — Святославу не удалось: кочевники продолжали свои бесчинства. Пришлось вновь посылать в Переяславль Андрея. Какие аргументы тот нашёл, использовал ли своё родство с половцами по матери или ограничился щедрыми подарками и посулами, неизвестно, — но половцев удалось «укротить», то есть заключить с ними мир, после чего они наконец покинули пределы Руси. Это случилось незадолго до 14 сентября — праздника Воздвижения честного креста. Летописец называет этот день — единственный хронологический ориентир во всём рассказе о событиях, связанных со вторым вокняжением Юрия в Киеве, — только потому, что Андрей задержался в Переяславле. Он с искренней ревностью относился ко всем православным обрядам и остался у брата «праздника деля»: «праздноваша у церкви Святаго Михаила честный праздник Креста Господня» и лишь «на утрий день» возвратился к отцу в Киев. Андрей и позднее с особым чувством будет относиться к кресту — символу торжества христианской веры. И в его позднейшей истории почитание креста принесёт ему одну из наиболее значимых побед.

Той же осенью 1150 года Андрей получил от отца Пересопницу — город, который в событиях этой войны играл особую роль. Помимо Пересопницы и Дорогобужа, ему достались также Туров и Пинск — города, являвшиеся центрами самостоятельных княжеств еще в X веке, но к середине XII века вошедшие в состав Киевской земли. Всё это были прежние волости князя Вячеслава Владимировича, по-прежнему пребывавшего в Вышгороде. «Андрей поклонивъся отцю своему и шед, седе в Пересопници», — свидетельствует летописец. Находясь здесь, Андрей должен был сдерживать Изяслава Мстиславича. Но можно думать, что, наделяя сына столь значимыми городами, Юрий стремился в какой-то степени удовлетворить его княжеские амбиции. Он по-прежнему не желал видеть своих старших сыновей в Суздальской земле, предназначая её исключительно для младших. Старшие же, и Андрей в их числе, должны были закрепиться на юге, сделаться здесь «своими». Насколько это трудно, если не сказать — невозможно, Юрий ещё не осознавал — по всей вероятности, в отличие от Андрея. Княжение в Пересопнице или Дорогобуже вряд ли пришлось Андрею по нраву. Здесь его явно не любили. Не из-за каких-то его личных качеств — исключительно как Юрьева сына.