Книга Елена Блаватская. Интервью из Шамбалы - Анна Бурдина

Глава 8

Прогулки верхом

О том, что, даже находясь в «золотой клетке», можно научиться тому, что когда-нибудь пригодится на воле, а также о том, что никакая несвобода не может отнять у тебя право мечтать.

Проснувшись на следующий день ближе к полудню, новоиспеченная госпожа Блаватская нашла в доме только слуг, а во дворе с интересом обнюхавших ее собак. Посреди двора стояла красивая белая лошадь в яблоках с привязанным к седлу букетом цветов. Служанка Анфиса сказала, что это подарок от мужа. «Он уехал по делам, вернется только к вечеру, и велел передать, что если барыня хочет, она может опробовать подарок, совершив конную прогулку в горы в сопровождении охранника. Одной никак нельзя, опасно. Когда жара спадет, охранник, который находится недалеко, может ее сопроводить. Он вон там, за забором», – кивнула Анфиса куда-то вдаль.

Идея Елене понравилась. Она взглянула в сторону, указанную Анфисой. За забором, на околице, гарцевал на вороном коне молодой джигит. Елена его узнала. Это был один из молодцов, сопровождавших ее вчера, но без «мохнатой» пики.

– Как его звать? – спросила Елена служанку.

– Сафар Али-Бек Ибрагим Бек-оглы, что означает – сын Ибрагима. Он предводитель курдского отряда. Хоть и молодой, но лихой парень. С ним не пропадете.

Анфиса подошла к забору и окликнула джигита. Тот немедленно предстал перед Еленой на своем скакуне, спрыгнул с него, наклонился вперед, как бы поднимая с земли горсть песка, посыпал им перед собой и прижал руку к груди.

– Что это? – спросила Елена джигита.

– Этим жестом в Курдистане приветствуют добрых людей, барыня.

– Я тоже приветствую тебя, – сказала Елена и попробовала повторить жест. В нем было что-то мистическое, словно соединяющее друг друга в приветствии.

Глаза джигита засветились благодарной преданностью.

– Сафар Али-Бек – ваш покорный слуга.

– Я хочу посмотреть окрестности и прокатиться на лошади, которую подарил мне муж. Через час можно выезжать, – приказала Елена.

– Слушаюсь, моя госпожа, как прикажете, – ответил Сафар Али-Бек и медленно, с достоинством поклонился.

В указанный срок Елена была готова к прогулке. Усилиями Анфисы она была умыта, накормлена и одета в специальное платье, предназначенное в здешних местах для женских прогулок верхом. Старый казак Мирон привел лошадь в полный порядок и взял ее под уздцы. Елена запрыгнула на лошадь и вместе с охраной, состоящей из удалого Сафара Али-Бека, направилась осматривать окрестности, навстречу новым впечатлениям.

Вечером муж опять появился в спальне Елены. Со страху молодая жена объявила ему, что у нее начались месячные и о брачной ночи не может быть и речи. Муж покорно согласился, не желая спорить ни с женой, ни с природой. По сложившейся традиции он поцеловал ее в ладонь и удалился к себе в опочивальню.

Сцена повторилась через неделю, две, потом три. На вопрос, не больна ли она, Елена отвечала, что это, вероятно, от жары.

Хозяйкой в своем новом доме она себя не чувствовала, в нем было все чужое. Несколько сундуков с приданым, собранные бабушкой с дедушкой, так и стояли не распакованными. Днем Елена не знала, куда себя деть. Библиотеки в загородном доме у мужа не было, только несколько книг, оставленных случайно проезжими офицерами. Поэтому она с утра до вечера готова была проводить верхом на лошади в сопровождении своего великолепного Сафара Али-Бека, а заодно учить арабский, который ей давался, как и все, что касалось учебы, легко. Сафар был молод, удал и необыкновенно преуспел в искусстве верховой езды. Его пируэты на лошади казались очень сложными, иногда просто страшными, так что сердце замирало, а порой – акробатически-цирковыми. Ему нравилось показывать Елене удаль, «смертельные трюки» и свое замечательное мастерство. Было заметно, что джигит красовался перед девушкой и очень желал понравиться.

Елена читала в его глазах не то «дикую страсть», не то своеобразную любовь, смешанную с азиатской преданностью «хозяину». Однако это обстоятельство ее совершенно не пугало, а наоборот, веселило. Любовь пока еще была ей неведома, преданность – непонятна. Сама она никому не умела служить, а авторитетов на тот момент не имела. Молодая барыня засматривалась на молодого, красивого парня, отмечая то, что он хорош собой, исключительно как природное явление, и была абсолютно уверена, что Сафар – великолепный наездник, но не более того.

В конце «медового месяца» муж пришел к Елене вечером все с тем же «наболевшим» вопросом, но попал не под настроение. Он попытался крепко обнять свою жену и поцеловать. Поцеловать не так, как положено светскими приличиями, а как целуют крепкие гусары очаровательных женщин, чтобы разжечь их страсть и «свести с ума» своими жаркими устами. Подобные объятия навели на неопытную девушку ужас. Елена почувствовала, словно ее осквернили, оплевали, унизили. Ни за что на свете она не стала бы выражать притворное удовольствие в том, что ей было противно. Она метнулась в угол комнаты, закрыла лицо одной рукой, а другой принялась тщательно вытирать, словно от грязи, губы, щеки, подбородок. Потом схватила громадное медное блюдо чеканной работы, на котором лежала гора фруктов. Фрукты посыпались и разбежались по комнате, а она закрылась блюдом, словно щитом, и приготовилась дать отпор. Никифор Васильевич никак не ожидал такой реакции жены, похожей на сопротивление «загнанного в угол зверя», борющегося за жизнь, словно он пытался ее не целовать, а резать.

Секунду поразмыслив, генерал принял стратегическое решение. Он прекратил наступление, перенеся взятие «неприступной крепости» на более поздний срок и резонно полагая, что для того, чтобы вкусить аромат ягоды, она должна созреть, иначе покажется невкусной.

Он задавал себе массу вопросов по поводу женских игр и чудачеств, а также недоумевал, отчего молодая девушка не хочет заниматься любовью, тем более с мужем, которого сама себе выбрала, но ответа не находил.

Спустя несколько дней он задал этот вопрос жене прямо, на что Елена ответила вопросом, который в очередной раз поставил генерала в тупик:

– Зачем нам физическое сближение? Разве мы не можем любить друг друга, как ангелы, душою, а не телом?

– Это какая-то высшая философия, доступная только монахам да князю Голицыну, – ответил муж. – Вы, Елена Петровна, видно, князя сильно наслушались. Он вам и внушил неподобающие молодой девушке мысли. Все знают, что князь известный еретик и покровитель всяких вредных людей.

– Совсем нет. Я сама так считаю, – оправдывалась Елена. – Напрасно вы столь дурно отзываетесь о государственном муже, который пользуется уважением государя и общества.

– Ошибаетесь, матушка, масонам теперь не очень-то доверяют.

Елена не знала, что такое масон, поэтому не стала возражать, но продолжила свою мысль:

– Когда мы с вами познакомились, наши отношения казались мне идеальными. Мы с вами много философствовали, вы показались мне необычным, интересным. Тогда я считала, что вы выше земной любви, а теперь вы говорите о животной любви, которая не может и не должна быть между нами.