Книга Так они жили - Елена Ильина-Пожарская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мне дай, я сам попробую!
Затем раздалось шипение, затем взрыв, и оба мальчика с воплем откинулись назад.
Аскитрея бросилась к ним. Настя сунулась на землю с громким воем, а Глаша предусмотрительно улепетывала к дому.
К счастью, беда была небольшая. Мальчики решили сперва попробовать порох, не отсырел ли, и насыпали его очень немного. Поплатился больше Гриша, у которого опалило немного щеку. Это не помешало ему перепугаться чуть не до смерти и поднять отчаянный крик.
Миша остался почти совершенно невредим и вместе с Аскитреей старался унять Гришу.
— Не плачьте, баринок, миленький, не плачьте… А то услышат, прибегут, вам же хуже будет… — уговаривал казачок.
Аскитрея тем временем достала из бани ковш, зачерпнула в озерке воды и, обмыв лицо Грише, убедилась, что большой беды не произошло и мальчик выл больше от испуга, чем от боли.
— Баринок, миленький, вы не кричите. Не девочка, чай, а мужчина, — уговаривала его Аскитрея, — да что это вы делали-то? Ведь это порох взорвало? Где вы его добыли, страсть-то этакую?..
— Нам Настька принесла, — заявил очень решительно Миша, не давая Грише заговорить. — Она у дедушки украла. Я говорил, не надо зажигать, а барчуку захотелось.
Гриша хотел протестовать, но не успел. По дорожке к бане спешил отец, только что приехавшая к ним погостить тетка Аглая Григорьевна (сестра Сергея Григорьевича), экономка и несколько человек прислуги.
Глаша, желая подслужиться, успела донести экономке, что она, мол, подглядеть хотела, зачем Аскитрея в баню прокралась, а в это время и услыхала, что за баней что-то так и ухнуло.
— Как из пушки выпалило! — объявила она, широко раскрывая глаза.
— Калька выпалила? — допрашивала ничего не понимавшая Марья Анемподистовна.
— Да нет-с, слыхать, там барчук были с Мишей…
На этот разговор как раз попала Аглая Григорьевна. Она позвала брата и, не поднимая шума, все отправились за баню, где и застали заплаканного и испачканного Гришу и совсем оправившегося Мишу, готового врать как ни в чем не бывало.
— В чем дело? Что случилось? — допрашивал Сергей Григорьевич, обращаясь к Аскитрее как к старшей.
— Я ничего не знаю… Видала с балкона, как сюда Мишка с заступом побежал, и пошла поглядеть. Как подошла, в это время и выпалило.
— Что выпалило? Гриша, в чем дело?
Гриша счел лучшим снова зареветь во все горло, а Миша, выскочив вперед, услужливо доложил:
— Они-с порох подожгли-с.
— Какой порох? Откуда взяли порох?
— Им-с, барин, Настька-с принесла.
— Какая Настька? Где Настька порох могла взять?
— Она у дедушки украла-с.
— Кучера Петровича это внучка, ваше превосходительство, — доложила Мария Анемподистовна, — в девочках она у нас, на побегушках… Шаловлива очень.
— А откуда у Петровича порох? Разберите это дело. Я сам потом распоряжусь. С нее надо три шкуры содрать! Каких бед могла наделать, — заявил Сергей Григорьевич, уводя Гришу домой.
— Выпороть ее мало, ее надо на скотню, в хутор сослать, косу обрезать, — холодно и ровным голосом проговорила Аглая Григорьевна, идя за братом.
Экономка и Миша исчезли за ними. Остался старый лакей Гоша да Аскитрея, которой Мария Анемподистовна успела ядовито шепнуть:
— А ты здесь зачем очутилась? Подожди, выведу я вас всех на чистую воду…
— Ишь, «на хутор сослать», — передразнила Аглаю Григорьевну неугомонная Калька. — Своих ссылай, аспид, тиранша! Гошенька, что же теперь Настьке будет? Надо ее найти да все чередом узнать. Уж не со своего это она ума порох украла. Поискать ее, она туда, к озеру побежала.
— К озеру… Не утопла бы, со страху чего не случается! — прошептал беззубый Гоша, и они пошли с девушкой отыскивать Настю.
Девочку они скоро нашли, допросили и узнали всю правду. Аскитрея ей велела убежать на деревню к родственнице Гоши и скрываться там, пока дело не выяснится, и сама решила все рассказать Жене.
— Она не даст девочку даром в обиду, — поясняла она Гоше, довольно недоверчиво относившемуся к ее затее. — Не будь здесь этой змеи подколодной, Аглаи Григорьевны, я бы и путаться не стала. Покричали бы, а потом бы и забыли. А коли бы и выпороли, так не велика беда, до свадьбы заживет… А эта — нет, не забудет!
Тетушка Аглая Григорьевна
Поймать Женю удалось только после обеда. Аскитрея рассказала ей об угрозах Гриши, о том, как они заставили девочку украсть ключ, о соучастии Мишки и Глашки — словом, все как было, украсив страшными подробностями картину того, что ждет бедную Настьку.
Женя слушала, стиснув зубы и волнуясь от негодования. Заметив, что девочка побледнела, Аскитрея начала ее успокаивать, боясь, чтобы она себе не наделала беды.
— Да к сердцу-то так не принимай, — убеждала она, — не сразу все вываливай, умненько расскажи папеньке, как одного застанешь.
— Хорошо, оставь меня, я знаю, как сделать, — нетерпеливо отвечала Женя. — Ты говоришь, они ее заставили?
— Ну да… Гришенька грозился по волоску всю косу выщипать.
— Гадкий мальчишка, нечестный, — говорила Женя с дрожью негодования.
В это время послышался зов:
— Калька, Калька, где ты… Тебя экономка зовет! — Аскитрея проворно бросилась на этот зов, бросив на лету:
— Уж вы осторожненько… Сами-то не расстраивайтесь.
Поведение Гриши за столом, где он жаловался, что и оглох, и всему лицу больно, а бабушка утешала его двойной порцией пирожного, еще больше возмутило Женю. Тут же Аглая Григорьевна, не поднимая даже голоса, но не допускающим возражения тоном, утверждала, что Настю надо примерно наказать, чтобы и другим неповадно было ключи барские воровать, и что, может, она это уже не раз проделывала, и что, вероятно, прежде не за одним порохом в сушило лазила… Все это Гриша слушал и хоть бы одним словом протестовал, хоть бы что-нибудь промолвил в защиту девочки.
Так как Аскитрея не успела предупредить, что она Настю спрятала, Женя испугалась, что может опоздать и девочку накажут, прежде чем она успеет за нее заступиться. Поэтому, не ожидая минуты, когда она могла бы застать отца одного, Женя решила идти к нему и сообщить все, что знала. Она была уверена, что это надо сделать не откладывая, и смело отправилась в залу, где все сидели и пили послеобеденный чай.
Ей было немножко страшно говорить при тете Аглае, так пытливо и недружелюбно на нее поглядывавшей, но правда была выше всего, и она решила даже пострадать за нее.
В зале все сидели за круглым столом, уставленным бесчисленными вазочками и блюдечками с вареньем, цукатами и фруктами. Только бабушка сидела в стороне у камина, который в эти часы топился по ее приказанию даже и летом. У ее ног на скамеечке сидел Гриша и угощался из собственной черепаховой бонбоньерки [13] бабушки, где всегда лежали покупные конфеты, между тем как другие лакомились домашними сластями.