Книга Нежные языки пламени. Лотос - Алиса Клевер

– Мы поженимся в Москве, и как можно скорее, – сказал Андре мне, когда темная тонированная машина везла нас в неизвестном для меня направлении. Я только кивнула.

* * *

Уже темнело, и серая мгла сменилась разноцветным сиянием огней, слегка приглушенным из-за плотной тонировки стекла. Мы с Андре сидели на заднем сиденье, невозмутимый водитель этого элитного такси за весь путь так ни разу и не обернулся на нас. Мы ехали недолго, лишь раз остановившись около аптеки, где Андре купил препараты, которые нужны были для ухода за татуировкой, а также те, что могли понадобиться в определенных случаях, те, что вряд ли когда пригодились бы, и наконец, те, что не понадобились бы никогда. Я рассмеялась, когда увидела пакет, с которым Андре нырнул обратно в машину.

– Ты собираешься на войну? Будешь лечить раненых?

– Мне хватает тебя, – спокойно ответил Андре, а затем повернулся ко мне и многозначительно произнес: – И потом, ты не знаешь, что я собираюсь с тобой делать.

Рядом со мной снова сидел мой демон-искуситель, которого я почти потеряла в московских сумерках. Андре улыбнулся только краешками губ и положил ладонь мне на ногу, опустил чуть ниже, между ног. Я постаралась дышать ровнее, но весь этот день, все пережитое в темно-синем, цвета индиго, салоне тату будило меня, волновало, вызывало эмоции, которых я и сама не понимала до конца. При каждом движении место с татуировкой отзывалось легкой болью под мягкой хлопковой тканью рубашки Андре – мой собственный свитер был решительно забракован Иваном. Контакт с шерстью в первые дни был противопоказан, даже несмотря на то, что тату укрыли какой-то специальной заживляющей пленкой.

– Куда мы едем? – спросила я, наконец.

– Мы почти приехали, – ответил Андре, и действительно, через насколько минут автомобиль остановился напротив кованых ворот небольшого особняка, заставившего меня усомниться, что я все еще нахожусь где-то в Москве.

– Что это за место? – спросила я.

– Кажется, Орел, – ответил Андре, чем поставил меня в полнейший тупик. Я выглянула из машины: на улице было совсем уже темно, но широкая улица освещалась придорожными фонарями. По каждой стороне улицы шли деревенские дома, только деревня была… в стиле какой-нибудь Барвихи. Роскошные особняки, высоченные сосны, раскрасневшиеся клены и все еще зеленые дубы – все это делало версию с городом Орлом крайне сомнительной. И ведь не на самолете добирались. Шум, долетавший до нас издалека, говорил, что мы все еще в черте первопрестольной.

– Сокол, – подсказал нам водитель, передавая Андре какую-то черную сумку. Это было единственное слово, сказанное водителем за всю поездку. Я пыталась сопоставить свои представления о шумной станции на Ленинградском шоссе, и роскошной респектабельностью этого квартала.

– Кажется, когда-то это место называли поселком художников, – сказал Андре, – а теперь вот.

– Да уж, не всякий Пикассо сможет позволить себе тут жить, – улыбнулась я, выходя на прекрасный внутренний двор перед домом.

– Пикассо, вообще-то, был очень богатым человеком. А тут живет мой отец.

– Ты что? Ты не мог меня предупредить, что мы едем к нему в гости? – заволновалась я, и Андре мягко рассмеялся. Он забрал черную сумку с переднего сиденья, отпустил водителя и дал мне вдоволь насмотреться на дом. В отличие от восхитительного, уютного особняка Габриэль, московский дом отца Андре выглядел отчужденно и строго. Высокий порог, лестница, с которой так и боишься навернуться, прямые линии дорожек, сплошные, непроницаемые заборы вокруг. Этот дом словно всеми силами старался показать, что он – крепость, и вполне преуспел в этом.

– Мой отец не живет тут постоянно, слишком далеко от центра. У него квартира недалеко от этого магазина… как же его… такой безумно дорогой магазин, куда все туристы ходят фотографироваться. Рядом с Большим театром.

– ЦУМ, – подсказала я.

– Ах да, я помню, там три какие-то буквы, – рассеянно кивнул Андре, и я прыснула. Его знакомство с Москвой было настолько шапочным, что это открывало настоящий простор для фантазии. – В общем, пока мы здесь, отец оставил дом нам. Пока мы не определимся, где будем жить.

– А чем тебе не понравилось у меня? – спросила я, чтобы просто подразнить его, но Андре повернулся ко мне и ответил со всей серьезностью:

– Мне не понравилось, и точка. Просто потому, что это – не мое место. И потом, эта твоя квартира – коробка, а я не люблю коробки.

– Ты просто неженка.

– Да, Даша, я неженка и собственник. И все, что принадлежит мне, включая тебя, должно быть под моим контролем, – ответил он, заводя меня по лестнице внутрь. Я была рада, что в этом жилище никого нет: никакой прислуги, поваров, камердинеров или кого там еще держат в подобных домах. Высокие потолки улетали почти в небеса, стены разлетались в стороны, и в одной прихожей этого дома можно было поместить две моих «коробки». А вот окон тут почти не было, что создавало одновременно ощущение слишком замкнутого пространства, а, с другой стороны, давало чувство безопасности, которое особенно хорошо, если ты преступник, прячущийся от всего света.

– Ты голодна? – спросил он, проходя через просторную гостиную в кухню. Было видно, что Андре хорошо знаком с этим домом, и я подумала, что тут, наверное, он и провел часть своего детства. Я так мало знала о его отце, о том, как тот разошелся с матерью Андре, о том, как сам Андре перенес это событие, поместившее его не только между двумя людьми, но и между двумя государствами.

– Я бы могла что-то съесть, – сказала я тихо, вспомнив, что не ела весь день.

– Это хорошо. Я покормлю тебя, – ответил Андре, повернувшись ко мне. – Только сначала я хочу, чтобы ты разделась.

– Что? Прямо тут? – испугалась я. За каждым углом в доме мне мерещились непрошенные гости, чужие взгляды.

– Прямо тут, – кивнул Андре и выжидающе посмотрел на меня, остановившись в проходе на кухню.

– А ты не боишься папарацци? – слабо возразила я, и Андре хищно улыбнулся. – Или того, что твой отец придет?

– Никто не придет, – покачал головой он. – И система здешней безопасности куда лучше нашей французской. Русские помешаны на безопасности, ты не знала? Мой отец никогда не потревожит меня без звонка. Он знает, что мы приедем к нему на обед завтра, а этот вечер – он только наш.

– У тебя все продумано, – возмутилась я, а Андре даже не пошевелился. Он ждал, когда я исполню его приказ. Я помедлила, оглядываясь, пытаясь приблизительно понять, через какие окна меня могут вычислить в этот раз. Андре всплеснул руками.

– Через эти стекла вообще ничего не разглядеть, стоя снаружи. Тебе не о чем беспокоиться, хотя я бы предпочел, чтобы ты волновалась.

– Я знаю, что это так, – невольно ухмыльнулась я и потянулась к пуговицам рубашки. Татуировка на руке немедленно отозвалась ноющей болью, и я поморщилась. Андре внимательно смотрел на меня, стараясь не пропустить ни одного движения. Я расстегнула пуговицы, стянула рубашку и вопросительно посмотрела на Андре. Он некоторое время рассматривал красиво исполненную татуировку, канат оплетал мою руку так, словно был настоящий, а краснота только добавляла реализма. Я знала, что уже завтра татуировка будет смотреться иначе, и пройдет несколько дней, прежде чем она станет такой, какой ей предназначено быть, но сегодня она смотрелась особенно.