Книга Драгоценные дары - Даниэла Стил

Ее дочери словно утратили дар речи. Лицо Берти побагровело. Он слушал внимательно и успел произвести подсчеты. Владелицами шато стали только дочери Пола, Берти не досталось собственной доли, остаток средств отошел внебрачной дочери Софи, значит, самому Берти не причиталось ничего.

– «Далее о моем сыне Бертране, – продолжал Арнольд. – Я финансировал десятки его предприятий, и все они оказались провальными – ввиду отсутствия здравой оценки, опыта и продуманных бизнес-планов. Его мачеха помогала ему гораздо усерднее, чем я, особенно когда он был моложе, но без малейшего успеха за все пятнадцать лет. По-моему, Берти, ты имел гораздо больше преимуществ, чем твои сестры, и больше денег, чем они, когда я ушел из семьи – с тех пор и до настоящего момента я не давал им ни цента. По моим оценкам, ты уже получил более чем приличную долю моего состояния и состояния твоей мачехи, и боюсь, что если бы я оставил тебе что-нибудь еще, это наследство было бы растрачено так же бездарно, как и все остальное. Этот урок наверняка покажется тебе жестоким, сынок, но я люблю тебя и хочу, чтобы ты работал, зарабатывал на жизнь честным трудом, усвоил то, чему мы с Вероникой безуспешно пытались научить тебя. Тебе придется самостоятельно строить карьеру и сколачивать состояние – без помощи со стороны и обходных путей, только так ты добьешься того, к чему стремишься. Это единственный путь, который имеет значение для тебя. Надеюсь, ты будешь стараться лучше и действовать мудрее в будущем, проявляя трезвость суждений. Я оказывал тебе всю возможную помощь при жизни. Теперь же я надеюсь, что ты справишься сам. Это решение ты наверняка сочтешь слишком жестким, но поверь мне, сынок: я люблю тебя».

Арнольд закончил чтение, и Берти вскочил со своего места с перекошенным от ярости лицом, уставившись на Веронику и ее дочерей.

– Сволочи! Все вы! Выманили у него все – целовали ему задницу, навещали, чтобы нажаловаться, наговаривали на меня! И ты тоже! – он злобно продолжал, повернувшись к Веронике. – Это ты виновата, святоша, – ты со своими идеями насчет работы, ты заставляешь всех пресмыкаться перед тобой ради денег, а сама притворяешься нищей – это ты уговорила его оставить меня ни с чем, лишь бы остальным досталось все!

Все понимали, что в сказанном Берти нет ни слова правды. Они никогда не жаловались отцу и ничего от него не ждали. Веронике и в голову не приходило притворяться нищей или вынуждать своих детей унижаться перед ней ради денег. Она просто хотела, чтобы они работали честно и зарабатывали себе на жизнь. И как отметил Пол в завещании, за долгие годы Вероника проявила по отношению к Берти гораздо больше щедрости и терпимости, чем к своим дочерям. Она старалась хоть чем-нибудь возместить отсутствие у Берти родной матери, всегда сочувствовала его сиротству, находила ему оправдания, которые он не ценил и которых не заслуживал. Но сейчас Берти словно ослеп от ярости, узнав, что отец не завещал ему ни цента.

– Значит, мне ничего? – выпалил он, обращаясь к Арнольду, и тот кивнул.

– Да, Берти, к сожалению. Он думал, что этим поможет тебе.

Когда-то Арнольд согласился с Полом, но теперь начинал сомневаться в его правоте. Берти по натуре был транжирой худшего сорта, завещать ему хоть что-то было бессмысленно. Девочки найдут достойное применение отцовским деньгам, а Берти наверняка потратит их на всевозможные махинации и в конце концов потеряет и промотает – это Пол знал точно. Насчет сына он не питал иллюзий.

– Вы обо мне еще услышите! – угрожающе заявил он Веронике и ее дочерям. – Это еще не конец, даже не надейтесь!

Он широкими шагами покинул комнату и хлопнул дверью.

Поистине это был день потрясений и сюрпризов как для Вероники, так и для остальной семьи. Известие о существовании у Пола внебрачной дочери изумило и встревожило их гораздо больше, чем все сказанное Берти или то, что он остался ни с чем, – впрочем, и этим решением Пола они были удивлены. Все полагали, что Берти получит хотя бы какое-то наследство, и никак не ожидали, что Берти обманется в своих надеждах, зато у них появится еще одна сестра. Вероника по-прежнему была бледна, ее била внутренняя дрожь. Девочки заговорили все разом, расспрашивая Арнольда о Софи.

Арнольд попросил тишины: завещание еще не было дочитано.

– «И наконец, моей бывшей жене Веронике, самой удивительной женщине, которую я знаю и люблю всем сердцем, я завещаю мою любовь, мое сердце, наши воспоминания и одну просьбу: я прошу, чтобы она снова начала рисовать. Вероника, у тебя редкостный талант, ты просто обязана снова заняться живописью. Кроме того, завещаю тебе картину, которую мы купили в наш медовый месяц в Венеции – предположительно Беллини, но ее подлинность так и не была установлена, а ты считала ее подделкой. Мы оба любили это полотно, независимо от его ценности или ее отсутствия. Ты обещала выяснить ее происхождение, но так и не собралась. Если она не имеет ценности, надеюсь, она вернет тебе счастливые воспоминания, как вернула мне. Все эти годы я очень любил ее».

При разводе Вероника отдала ему эту картину неохотно: для нее она имела сентиментальную ценность. Но Пол очень хотел заполучить ее, и она уступила.

– «Если же окажется, что это подлинник Беллини, оставляю его тебе с радостью как ценный дар, но гораздо менее ценный, чем ты заслуживаешь за все, что сделала для меня за долгие годы. И прошу прощения за известие о ребенке, о котором ты ничего не знала. Пожалуйста, поверь моим словам: я никогда не любил ее мать так, как тебя. Ты всегда была моей единственной истинной любовью. Как жаль, что раньше я был таким глупцом. Я люблю тебя, но так и не смог стать тебе мужем, которого ты заслуживаешь».

Арнольд поднял голову и увидел, что Вероника в слезах.

– И его подпись… – тихо добавил он, пока Вероника незаметно вытирала нос.

Пол проявил редкую проницательность по отношению к детям и даже к Веронике, чего не случалось при их совместной жизни. Однако Вероника полагала, что он позаботится не только о девочках, но и о Берти, и задумалась, попытается ли Берти опровергнуть завещание. В любом случае Пол был вовсе не обязан оставлять ему хоть что-нибудь. В отличие от французских законов, по американским он мог вообще ничего не завещать сыну, и он недвусмысленно объяснил, почему так поступил с Берти. Вероника растрогалась, услышав, что он завещал ей Беллини в напоминание о хороших временах, прожитых вместе, и о том, как страстно они любили друг друга поначалу. В то, что картина подлинная, ей по-прежнему не верилось, но ни для нее, ни для Пола на самом деле это не имело значения: они просто обожали ее, влюбившись с первого взгляда. Ее до глубины души тронула и просьба Пола снова начать рисовать. Вероника сама не раз думала об этом с тех пор, как девочки выросли, но так и не решилась. И не знала даже, решится ли сейчас. Слишком много лет прошло с тех пор, как она рисовала в последний раз, начинать все заново будет нелегко. И потом, сейчас им предстоит обдумать и обсудить более насущные вопросы – например, о Софи-Агнес Марнье. Дочери Вероники принялись наперебой расспрашивать о ней Арнольда и заметно разволновались, но не потому, что ей досталась доля принадлежащего им шато: беспокоил сам факт ее существования и то, что отец никогда ни словом не обмолвился о своей внебрачной дочери. Известие о ней потрясло всю семью, а выяснить подробности было не у кого, кроме как у Арнольда.