Книга Загадка пропавшего соседа - Анна Устинова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И посуду после гостей мыть не надо, — вкрадчиво сказала Варя.
— Не понимаю, чему вы радуетесь? — спросил Луна. — Нам было бы гораздо лучше, если бы Ванькин сосед всех друзей, наоборот, таскал к себе домой. Тогда бабушка знала бы их в лицо. А теперь ищи ветра в поле.
— Даже если бы бабушка знала, — с задумчивым видом произнесла Марго, — представляете, чего бы нам стоило вытянуть из неё адрес друга, к которому он вчера ходил, да ещё так выяснить, чтобы бабушка не поняла, зачем мы об этом спрашиваем.
— Чего обсуждать «если бы да кабы», — пробубнил Герасим. — На нет и суда нет.
— Слушай, Герочка. Ты ещё долго будешь сыпать пословицами и поговорками? — повернулась к нему Варя.
— Поговорки — вещь очень мудрая, — откликнулся Каменное Муму. — А суть в том, что мы с вами блуждаем в потемках.
— Естественно, блуждаем, — Луну ничуть не смутило заявление друга. — Иначе пропавший давно бы уже нашелся.
— Если он вообще ещё может найтись, — ответил Герасим. — Вы разве не допускаете, что грабители захотят избавиться от свидетеля?
— Будем надеяться, что не захотят, — Павел рассчитывал на лучшее.
— Бабушка говорит, что утром в квартире был обыск, — продолжал Иван.
— Чья бабушка? — поинтересовалась Варвара. — И в чьей квартире?
— Бабушка моя. А в квартире, естественно, их. Наверное, оперативники на всякий случай отрабатывали версию сговора. А моя бабушка была понятой.
— Ну, и нашли что-нибудь? — Луна внимательно смотрел на друга.
— Ничего, — развел руками Иван. — Квартира-то однокомнатная и к тому же полупустая. Там только самая скромная обстановка.
— Скромная — понятие растяжимое, — вклинился Герасим. — Пожалуйста, конкретней.
— Во-первых, я в этой квартире никогда в жизни не был, — внес ясность Иван. — А со слов моей бабки выходит, что там есть только то, на чем едят, спят и немного сидят.
— Можешь не продолжать, — фыркнула Варя. — Одним словом, «приют убогого чухонца», — процитировала она «Медного всадника».
— Что-то в этом роде, — улыбнулся Пуаро. — Главное, по словам моей бабки, милиционеры очень расстроились, что даже записной книжки Дмитрия не нашли.
— Значит, и в обменнике её тоже не было, — сделал вывод Луна.
— Так, может, он не из тех людей, которые заводят записные книжки, — предположила Марго.
— Не верю! — с пафосом воскликнул Герасим. — Чтобы человек на исходе двадцатого века мог обойтись без телефонной книжки! Да ещё когда имеет с валютой дело.
— Герочка! — всплеснула руками Варя. — Ну при чем тут валюта?
— Свободная конвер-ртация, — прохрипели из-под стола.
— Хоть ты и курица недожаренная, но в данном случае прав, — согласился Муму с заклятым врагом.
— Я — ор-рел! Гер-расим — тр-рус, — немедленно обхамил его Птичка Божья.
— От попугамбургера и слышу! — с ходу обозлился Герасим.
— Мумушечка, не отвлекайся по пустякам, — Варя молитвенно сложила ладони.
— Р-ротозеи! — залихватски присвистнул попугай.
— По-твоему, это я отвлекаюсь? — Герасима охватило праведное возмущение. — Это он постоянно нас отвлекает. Марго, убери, пожалуйста, свою говорящую птицу куда-нибудь подальше.
Птичка Божья мигом выбрался из-под стола и, внимательно посмотрев одним глазом на Каменное Муму, покачал головой.
— Я бы попр-росил!
— Герочка, видишь, он просит, — сквозь смех проговорила Варвара. — Будь милосердным.
Попугай, по-прежнему косясь на Герасима, выразительно кашлянул и сказал:
— Пощады не пр-росим.
И с видом оскорбленной добродетели удалился в коридор. Мгновение спустя оттуда раздался его вопль:
— Подр-руга, дор-рогая! Спас-си и сохр-рани!
— К бабушке жаловаться на тебя пошел, — улыбнулась Марго.
— А мне плевать, — заявил гордый Герасим.
— Все-таки вы так похожи! — с искренним восторгом объявила Варя.
— На кого, интересно? — спросил Герасим.
— Естественно, на Птичку Божью, — откликнулась Варя. — Тебе бы, Муму, ещё приделать зеленые крылышки, и были бы как родные братья.
— Ничего удивительного, — развеселился Луна. — Наш Муму ведь в прошлой жизни был попугаем.
— А интересно, — подхватила Варя, — как нашего Герочку тогда звали?
— Да он, наверное, диким был, — отвечал Иван. — И они жили в одних и тех же латиноамериканских джунглях с Птичкой Божьей.
— Жалко! — вздохнула Варвара. — А я думала, наш Мумушечка жил в самом начале этого века у какой-нибудь дамочки и говорил: «Попка-дурак», только, конечно, не по-русски, а по-испански или по-португальски, в зависимости от того, в какой части джунглей его поймали, и хозяйка звала его Жако.
Герасим-Жако позеленел и сухо произнес:
— По-моему, мы обсуждали отсутствие записной книжки похищенного. Но если вас это не интересует, я, пожалуй, пойду домой.
— Да ладно тебе, — примиряюще сказал Луна. — Уж и пошутить немного нельзя. А по поводу телефонной книжки ты прав. Она наверняка у Дмитрия была. Полагаю, он её просто носил в кармане. Поэтому её вместе с ним похитили. Но хоть что-то в квартире при обыске должны были обнаружить.
— Что, по-твоему? — не понял Иван. — Если Дмитрий попросту честно работал, то ничего и не найдешь. А если нечестно, то тем более должен был уничтожить все следы.
— Да я не о том, — махнул рукой Луна. — Просто у каждого человека, пока он живет, всегда остаются какие-нибудь бумажки с записями, ну и все такое прочее. Понимаешь, поговорил, например, человек по телефону, ему продиктовали адрес. Он сперва, скорее всего, записал это на каком-нибудь клочке или листке из календаря и уж только потом перенес в записную книжку. А если адрес и телефон не нужен, то его обычно вообще оставляют на бумажке.
— Если не нужен, его не записывают, — заспорил Каменное Муму. — Потому что записывать ненужные адреса и телефоны — это абсурд.
— Совсем нет, — Марго поняла, что имел в виду Павел. — Например, тебе надо всего один раз куда-нибудь подъехать и там с кем-то встретиться. Ты знаешь, что больше ни с кем в этом месте встречаться не будешь. Так зачем зря перегружать записную книжку.
— Положим, вы меня убедили, — сдался Муму. — Но какой нам-то ото всего этого прок?
— Пока не знаю, — Луна пожал плечами. — Но, думаю, есть смысл попытаться войти в контакт с бабушкой Дмитрия.
Ребята задумались. Легко сказать: попытаться войти в контакт. Однако не явишься же за здорово живешь к совершенно постороннему человеку.