Книга Жизнь и Любовь (сборник) - Евгений Бузни

Возможно, именно с этого времени у нас установились особенно дружеские отношения с трясогузками. Когда ни появишься на огороде с лопатой, цапкой или лейкой, наши хозяева тут как тут. Вывожу я своего "Крота", то есть культиватор, а не маленького ушастика, что в земле живёт, и дёргаю за шнур, запускаю. Машина в сердцах взревёт и начинает грызть землю лемехами. Это я участок под картошку готовлю. Вот, думаю, трясогузка сейчас испугается и улетит. Какое там? Она прыг-прыг, и стоит мне остановиться на минутку – хвостик птички уже на комке земли у самого грозного лемеха подрагивает, а клювик то вправо, то влево ныряет, что-то себе находит.

Начинаю копать землю лопатой, хочу сорняки отбросить в сторону и смотрю, чтоб в трясогузку не попасть, потому что она совсем рядом со мной скачет и чивикает будто голосом моей жены сказать хочет: «Ну, чего останавливаешься? Только начал ведь. А устал, так пойди в беседку отдохни от солнечного жара». «Да я, – говорю, – не устал вовсе» и продолжаю врезаться в мягкую от прошедшего дождя землю. Трясогузка буквально по пятам за мной следует, изредка лишь отлетая наверх. Заберётся там под шифер, поговорит со своей подругой, которая в это время птенцов ожидает, и назад ко мне летит.

Тогда-то мы и начали понимать, что работаем для трясогузок на их родовом участке, помогаем им корм добывать. Так как вырастет что у нас или не вырастет, всегда под вопросом, который погода решает, зато трясогузок точно накормим. Потому они и прилетают каждый год к своему дому и устраиваются на том же самом излюбленном месте над нашим окном под крышей. И уж тут никто им помешать не может: ни заяц, который только внизу капусту нашу ворует, ни даже белка, прижившаяся на той же крыше, но с другой стороны дома.

И это надо видеть, как гордо вышагивают трясогузки по своей территории, никого надолго сюда не пуская. Бывает, конечно, залетит одна-другая мелкая птаха, клюнет скоренько мошку или жучка какого, и тут же улетает в лес. Сюда и большая сорока заглядывает. Посидит на заборе, покричит на проходящего мимо чёрного кота и порой вдогонку за ним улетает. Трясогузки тоже не сидят сиднем на одном месте – прогуливаются то в лес, то к маленькой речушке, что поблизости пробегает, но обязательно спешат назад к своему дому, который порой и отстаивать приходится.

Стоим однажды мы с женой возле беседки. Тут у нас петрушка, лук, редиска да морковь ровными грядочками красуются. А по дорожке трясогузка вышагивает. Вдруг – фр-р-р – какая-то непонятная для нас птица раза в два крупнее нашей трясогузки слетела сверху, крылья растопырила и трепещет ими прямо перед трясогузкой, стараясь её напугать. Разгадать, что за птица мы не разгадали, уж очень неожиданным был налёт. А мне она в этот момент напомнила морского ерша, расставившего грозно плавники, чтобы уколоть ими противника.

Страшной показалась птица, но вот что удивительно. Трясогузка, хоть и мала птаха, но то ли чувствовала, что мы рядом, то ли знала, что дома и родные стены помогают, а только ничуть виду не подала, что испугалась. Повернулась к налётчице и спокойно так шажок вперёд сделала. Клювик-то остренький, сама вся гладенькая, аккуратненькая против взъерошенного противника, зависшего в воздухе. Ну, тот и отлетел, да не совсем, а чтобы сделать круг и снова напасть.

Если бы были у трясогузки уши, я бы сказал, что она и ухом не повела на второй налёт. Так же невозмутимо сделала ещё шажок вперёд, и как ни трепетали устрашающе крылья обидчика, а пришлось опять улетать. Но бой не закончен. Пошла неуёмная птица на третий заход. «Фр-р-р, фр-р-р», – шумят крылья, распущенные парусами, да что уж там, никто их не боится. Трясогузка даже не покачнулась, ни шагу назад не отступила, вперёд и только. Так обидчик и улетел ни с чем.

А мы стояли, как зачарованные, глядя на нашу прекрасную смелую трясогузку. Честное слово, на такого хозяина и работать приятно. А вы говорите в городе лучше. Нет – только на природе.

Часть 2. Смысл жизни

Первый поцелуй

Дорожное знакомство

Слова «первый» и «последний» заключают в себе некий магический оттенок, поскольку связаны с тем, что происходит в первый или в последний раз, с той лишь разницей, что всё «первое» обычно впечатляет и запоминается, а всё «последнее», как правило, не ожидается, не желаемо и уж как может запомниться, если впереди ещё жизнь, а стало быть, это случившееся в последний раз может ещё повториться и станет в таком случае предпоследним или пред-пред и так далее. Последнее, если было хорошим, пугает мыслью, что уже никогда не случится. Ну, как же, отец сказал, что больше не даст денег, любимая заявила, что никогда не придёт снова, президент объявил, что льготы для определённой категории лиц действуют последний год. От таких обещаний последнего и скончаться недолго. Если последнее было плохим, то и оно вселяет страх в душу смутным ожиданием, а вдруг оно всё же вернётся. Но не будем о грустном.

Всё в жизни может повторяться, кроме двух вещей. Рождается и умирает человек в первый и последний раз. А потому никто не может сказать, что в прошлом году родился второй раз или вчера последний раз умер. Впрочем, сказать-то можно всё, что угодно. Говорят же, что сначала он родился, как человек, потом, как учёный. Или, что сначала он умер, как писатель, потом, как человек. Но… это всё же этапы.

Поговорим лучше о происходящем действительно впервые. Его тоже изредка боятся, но оно всегда таит в себе неизвестное, незнакомое, и уже потому интересное. И очень часто первое ожидается с нетерпением, если о нём заранее известно, если его хотят.

Первый шаг малыша, его первое слово – это счастье родителей. Сам малыш этого никогда не помнит. Для него в этот период времени почти всё первое. Зато он не забывает, как пошёл первый раз в первый класс, первую любовь в третьем классе, первый танец с девушкой в восьмом, и, конечно, первый…

Вот об этом и пойдёт речь. Но как же много приносит переживаний, как волнует и тревожит то, что приходит в первый раз. Пройдёт много дней, месяцев, лет и даже целая жизнь, а люди говорят об этом «первом», как о только что происшедшем. Вот и послушаем один рассказ.

Где люди говорят друг с другом самым наиоткровеннейшим образом о самом что ни на и есть сокровенном, не зная при этом совершенно того, кому именно изливает свою душу, как не в поезде? Может, происходит это по той самой причине, что собеседники убеждены в неизбежности момента, когда застопорит свои маховики двигатель локомотива, намертво замрут колёса поезда, закончится совместное путешествие, и все разбегутся с шумного вокзала в разные стороны, растворяясь в безбрежном океане жизни, унося с собой то, что сказано в поезде, и никогда к этому не вернутся, не напомнят, не укорят, даже если есть в чём. Так что можно откровенничать, снимая камень воспоминаний, давящий на душу с тем, чтобы переложить его поудобнее, отодвигая острые края его подальше от самых чувствительных участков. А слушатель, он же скоро уйдёт.

Именно в тёплом купе вагона, где-то в самом его конце, почти у двери в туалет, сидят три случайных попутчика и, лениво обмусолив все самые дежурные темы от неприятной погоды и ещё более неприятного правления государством до очередного проигрыша «Спартака» на последнем товарищеском футбольном матче с английской командой «Челси», пересказав все неожиданно приходившие на ум анекдоты о женских изменах, тещах и глупых рогоносцах, трое вдруг замолкли, задумавшись на секунду о своих собственных судьбах, не менее полных теми же эпизодами, которые звучали в коротких юморесках.