Книга Гусиный остров (сборник) - Станислав Романовский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лена кивнула и подавленно вздохнула. Вместе с ней вздохнул и замасленный человек, а у капитана повеселел голос:
– Чего вы оба завздыхали, как воробушки перед зимой? Какие ещё годы у Елены! Лет через десять она эти самые слова напишет и по-английски, и по-французски, и по-немецки, и по-турецки. И без единой ошибочки!
– Нет, это лишку будет, – рассудил замасленный человек. – Столько языков в уме держать – голова отяжелеет, не подымешь.
– Она поднимет! – убеждённо сказал капитан. – Смогла же она целый теплоход остановить и человека выручить из беды. А мы как раз только-только новый теплоход получили.
Лена подумала и сказала:
– Поздравляю.
– Спасибо, – улыбнулись оба, и капитан даже козырнул слегка.
Девочке стало неловко за свои грязные, в царапинах руки, и она спрятала их за спину.
А волны, поднятые причаливанием, всё ещё разговаривали между собой на чистейшем русском языке:
«Ма-а-а-а-аленькая, да удаленькая… Ма-а-а-а-аленькая, да удаленькая…»
Потом их не стало слышно, а люди подались к берегу, чтобы получше разглядеть, какой он, Славка, человек на руках у матроса в тельняшке, и чтобы самим принять его на руки.
Пришёл невод с одною рыбкой,
С не простою рыбкой – золотою.
А. С. Пушкин
Леонтия не хотели брать на рыбалку.
– Мал больно, – говорил Толя Долгий.
– Семь лет – это не годы, – вторил Борис.
Леонтий оправдывался:
– А мне восемь будет…
– Когда тебе ещё будет, – махнул рукой Толя Долгий. – До свидания.
Леонтий крикнул вдогонку:
– А мне потом ещё девять будет!
Но больше мальчишки даже не обернулись. Дорога увела их в траву, скрыла с головами, и над травой, над цветами качались две вершинки, два удилища в лад спорым шагам. Леонтий побежал догонять рыболовов.
Дорога привела его к Истоку, к тихой протоке в глинистых берегах. Чтобы не замочить одежду, лучше было раздеться и перейти Исток, да у человека терпения не хватило. Он поднял над головой палку – удилище, будто оно могло промокнуть, и в чём был, в том и перешёл протоку.
На том берегу он послушал, как сбегает с него вода, пошёл дальше и остановился.
Недалеко, под молоденьким вязом, сидел большой зверь с длинными ушами, и ноздри у него шевелились быстро-быстро. Вот он присел на задние лапы, потянулся вверх, придержал передними лапами вязовую ветвь и ртом стал собирать с неё листья.
Леонтий набрался храбрости и сказал:
– Эй!
Зверь скакнул в сторону и застыл, разглядывая мальчугана выпуклыми глазами.
В кустах треснуло. Там прятались Толя Долгий и Борис, чтобы посмеяться, посмотреть, как Леонтий будет перебираться через Исток и пускать пузыри.
Зверь метнулся в траву и пропал. А большие мальчишки вышли на дорогу, и Толя Долгий спросил:
– Ты о чём с зайцем разговаривал?
– Да ни о чём…
Дальше они пошли втроём, и Борис признался:
– Я сперва не понял, что это за зверь. Больно он большой.
Толя Долгий вдруг спохватился:
– Ты, Леонтий, чего с нами идёшь? Мы тебя не звали.
– Не надо бы его прогонять, – заступился Борис. – Он с зайцем разговаривал. Да и заплутается он.
По дороге Толя Долгий опять спохватился.
– Почему у тебя имя такое – Леонтий? – с неудовольствием спросил он. – Ты, наверное, Леонид?
– Нет, – уверенно ответил мальчуган. – Меня Леонтием звать.
– Почему?
– Меня по деду назвали. Он на войне был, и у него есть медаль.
Дальше всё бы хорошо, да Леонтий не поспевал за большими – до того они быстрые. Чтобы не отстать, он побежит вперёд сколько духу хватит, сядет, подождёт их и опять побежит. А на этот раз даже встать не мог – умаялся.
– Ты чего? – сказал Борис. – Сейчас рыбачить будем. Вон озеро Спасские Вилы.
От таких слов Леонтий встал на ноги. Трава расступилась, и открылось озеро. Плёс раздваивался на рукава, на разные вилины: одни покруглее, пошире, другие подлиннее, поуже. И дышало озеро свежим, как у Камы, воздухом – всю усталость выдуло.
Леонтий скатился к воде, размотал суровую нитку на палке, нацепил червяка и не с первого раза закинул его в траву водяную у самого берега. Он рад бы закинуть дальше на чистое место, да дальше удилище не пускало – коротковато.
– Разве так рыбачат? – только и сказал Толя Долгий.
А Борис спросил:
– Когда тащить-то, знаешь?
Леонтий точно не знал: не учили его рыбачить. Но он боялся, что ребята просмеют его, и кивнул: знаю, мол.
Теперь он был один.
Его обступила осока, и мальчуган вытягивал шею, чтобы видеть поплавок. Смотреть не давало солнышко – оно заняло всё озеро, куда ни посмотри. И ещё было трудно дышать из-за болотной духоты. Вдобавок удилище то и дело сползало со скользкой осоки, и его приходилось придерживать.
Вот и сейчас оно поползло. Что ты будешь делать! Леонтий не удержал его одной рукой, ухватился двумя, но оно потянуло его лодку.
– Эй! – осердился Леонтий, упираясь пятками в землю. – Эй! Эй! Эй!
То туда, то сюда, как канат, они тянулись с удилищем! То оно его, то он его… Оно маленько присмирело, и Леонтий положил его на плечо, спиной к воде, как бы впрягся в удилище, отволок подальше от озера. Нитка лопнула – он чуть не упал и оглянулся.
Позади тяжко била хвостом рыба из тёмного золота, разевала рот и хлопала жаберными крышками.
Леонтий не знал, как её назвать, никогда прежде не видел такой золотой рыбы и некоторое время ждал, что она заговорит человеческим голосом.
А потом ему немедленно захотелось показать её матери. Мальчуган положил золотую рыбу в подол рубахи и побежал домой.
Исток он пролетел на одном дыхании, и на глубине рыба было затолкалась у него в рубахе, но на суше она притихла.
Всю обратную дорогу он даже не присел. Радости-то, радости-то сколько!
Дома мать стирала бельё в корыте.
– Мама! – с ходу закричал Леонтий. – Мама, я золотую рыбу поймал!
Он вывалил добычу рядом с корытом на гусиную травку и перепугался: та ли рыба, не подменили ли её?
