Книга Покидая Вавилон - Антон Евтушенко

– Какую же? – осторожно уточнил Гришин.

– Она не предлагает решения всех проблем, – предупредил литератор, – она сосуществует с остальным миром, контактирует с ним и учится взаимодействовать или с минимальным риском для себя, или же сознательно выбирая этот риск.

– Не понимаю, – честно признался Валя.

– Ты помнишь сказку про Вавилон?

– В вашей книге?

– В Ветхом Завете, – хмыкнул Байдук. – Есть такая растаманская книга. Читал? Человек жил в согласии с собой и природой. Словно малое дитя, он радовался каждому прожитому дню и за то благодарил и восхвалял Бога. Но нам надо всегда больше. Больше согласия с собой, больше согласия с природой, больше презентов и бонусов от Бога. Тогда люди начали строить башню высотою до небес, чтоб сравнять себя с Богом, стать равным ему. Но башня рухнула, так и не завершив своё вознесение к небесам. А устроители сего флешмоба перестали понимать друг друга, в погоне за своей корыстной целью они сами превратились в жлобов, скупердяев и сквалыг. Человек возжелал стать Великой Сущностью, перестал замечать блага, дарованные ему природой и самим Богом… Вот и выясняется, – заключил Байдук, – что не Система правит массами, а масса порождает саму Систему. Вавилонская башня не причина, а следствие. Так что, можно, конечно, искренне отстаивать идею возвращения американских чернокожих в Африку, соблюдать пост "айтал" и стремиться всеми фибрами своей растафарианской души отыскать Сион внутри себя… – Валя вздрогнул. Вкрадчивые слова Байдука, сошедшие почти на шёпот, глубоко тронули молодого человека. Казалось, его визави влез в душу, хорошенько покопошился там и извлёк наружу самые потаённые Валины мысли. Да так оно и было. – А можно, наконец, сказать новое слово, переступив заурядность и сложившиеся нормы, вывести свою формулу. Такие двигают мир и ведут его к цели. А-аа, Валентин? Что думаешь? Мы имеем дар или талант говорить новое слово? Вопрос решительно в одном: тварь ли ты дрожащая…?

– …или право имею? – продолжил Валя мысль Байдука, позаимствованную у классика, – а кому решать?

– Только тебе и решать: быть куклой или кукловодом! Я предлагаю тебе работу, – Байдук пожевал губы, – хорошую работу! Познакомлю тебя с моей командой. Если понравится, работать будешь во Львове. Возможны командировки, но не часто. Оклад для начала 20 кусков, больничный лист, тринадцатая и премиальные, как положено. Служебное авто в личное пользование. Откатаешь, через год заберёшь себе. Путёвки в санаторий и подарки на Новый год для детишек: шоколадные там зайчики, мандарины, мягкие игрушки…

– У меня нет детей, – смущённо покашлял Гришин. – Я и не женат даже…

– Валентин, так дело-то наживное, – назидательно изрёк Байдук. – Начнёшь хорошо зарабатывать – бабы тут же слетятся, как стая голодных воробьёв на хлебные крошки.

Продолжение беседы Гришин помнил смутно. Байдук плёл много и без умолку, поражая воображение планами на ближайшее Валино будущее. Гришин отчётливо запомнил, как он неудачно пошутил насчёт "зондер-команды", а после долго извинялся, заметив, как изменился в лице Байдаке. Если бы он знал тогда, насколько близок к истине.

Через несколько дней Валю познакомили с человеком по имени Хенрик Вуйцик, украинцем польского происхождения. Официально-благопристойное лицо Вуйцика наводило Гришина на мысль о том, что внутри этого человека обитал некий зловредный элемент "одностаночника", и уже только одно это отдавало лёгким инфантилизмом. Похоже, любая поставленная перед Хенриком задача решалась им "от рассвета и до забора", и удельный вес этой неприятности мог перевесить все возможные положительные качества будущего начальника. А в том, что перед ним сидит будущий куратор и руководитель, Валя не сомневался. Хенрик оказался ненамного старше Вали, ему едва исполнилось 24. Это, впрочем, не мешало носить на голове солидную плешь и кряхтеть по-стариковски. Не смотря на свой возраст, Вуйцик оказался превосходным оратором и знатоком человеческих душ. На второй минуте беседы он упомянул об идее общенациональной религии и предложил расчленить все поставленные задачи на приятные и не очень.

Валя не помнил момента, когда он сказал «да». Да и был ли он, этот момент? Как-то обогнув муки совести и этичность вопроса, Гришин оказался самым ядром националистической группировки украинских патриотов со звучным названием Mazepiana. Движение успело наследить достаточно, чтобы попасть в списки мировых экстремистских организаций. Проделав долгий и утомительный путь от пропаганды к мессианству, Mazepiana обросла западными меценатами и инвесторами. Последние были не прочь вложить свои деньги в политику, а это здорово развязало руки обеим сторонам.

Валю не смущало, что главным противником на пути к духовному возрождению украинской нации Mazepiana ставила московитов. «Гражданство меняется так же быстро, как и продаётся родина, – парировал Вуйцик, едва Гришин упоминал о своих русских корнях. – Главное скрыто не в паспорте, а в душе». Подкрепляя сказанное, Хенрик тут же принимался убеждать молодого человека: «Через пять лет прилежной работы получишь американское гражданство, вид на жительство и сможешь примкнуть к украинской диаспоре в Нью-Джерси. Просторный таунхаус с бассейном и подземным гаражом, приветливые соседи, веранда и камин – что ещё нужно, чтобы забыть свои русские корни?» Валя пожимал плечами, не понимая, что же поставить тому в противовес.

Вербовка Гришина в ряды националистов могла бы стать провальной, не имей место одна важнейшая деталь, о чём Вуйцик едва ли мог догадываться. Та памятная встреча проходила на квартире Байдука. Роскошные апартаменты, выдержанные в духе интересов и убеждений Матвея, скрывали особую переговорную комнату, затерянную между гостиной и одной из двух спален, оборудованной в бильярдную с мягким приглушённым светом и обилием зелёного сукна. За плавными обводами барной лакированной стойки открывался тайный ход, драпированный тёмной плотной тканью. Переговорную, обставленную скромно, если не сказать аскетично, занимал стол и четыре стула с высокими фигурными спинками на каждой из сторон квадратной столешницы из выщербленной волокнистой древесины. Белый известковый свет изливали два бра, вделанные в нишах друг против друга. Выше светильников бликующим пятном темнела плазма, а напротив экрана – тут Валя вздрогнул – стену украшало широкое полотно с начертанной на нём пятнадцатой руной альгиз. Особая печать указывала путь, она снова вела за собой избранника. С того самого момента, как Гришин увидел послание, он знал: он на верном пути и теперь, чтобы не случилось, он с него не свернёт.

Переехав во Львов, Гришин потерял контакты с Байдуком. Но "цыплячья лапка", обронившая своё судьбоносное присутствие в доме литератора, не исчезла. Наоборот – теперь всячески сигнализируя Вале о себе, знак красовался на гербе организации, украшая алтабасными орнаментами львовскую штаб-квартиру на улице Степана Бандеры. Валя не стал утруждать себя мыслями, извлекая на свет причины центростремительного вращения своей персоны вокруг знака. Облюбованный ещё фашистами Третьего Рейха, альгиз пришёлся по вкусу украинским неонацистам – что и говорить, преданность идеалам. Всё складывалось именно так, как должно было сложиться по непреложным законам Вселенной, Бога, Фатоса или невесть ещё знает чего. Иных путей он не видел, да их и не было.