Книга Хуже не бывает - Кэрри Фишер

Разумеется, у Лиланда и Ника должен быть самый новый, самый большой, самый плоский телевизор, и, конечно же, Хани он должен нравиться. Так что Сьюзан была рада, когда кабельный канал, на котором она работала, презентовал ей плазменный телевизор – тайный нелепый расклад, характерный для Беверли-Хиллс: ты можешь получить все, если поддерживаешь отношения с Джонсами, поскольку они вошли в семью Рокфеллеров.

И хотя Сьюзан напоминала себе постоянно, что дело не в «вещах», в глубине души она не могла в это поверить, поскольку росла среди подкупов и утешений, даруемых вещами, – особенно если любовь все время задерживалась в пути. Еще ребенком она выучила важный жизненный урок. Золи не хватает любви – эй, забей! Зато есть подарки! Временами эти приношения становились вполне приемлемой альтернативой любви и теплоты; а даже если и нет, что можно с этим поделать? Лучше смириться – бывают трагедии куда покруче этой, так что не хнычь. Может, подарки на самом деле и не были заменой, но Сьюзан знала, что в крайних случаях они могут стать таковой. Они помогают переждать, пока не проявятся лучшие человеческие качества. То, что они не были тем, что тебе нужно, еще не означало, что они ничего не стоят. Так что, если Лиланд мог дать Хани плазменный телевизор, значит, Сьюзан должна была радоваться, что способна предоставить Хани то же самое.

Но вскоре она обнаружила, что телевизор – весьма затратный подарок. Специальные кабели и подключение обошлись ей в двести долларов. Пятьсот долларов на необходимую гидравлику, из которой он выступал над креплениями, как Эстер Уильямс[13]из мерцающего бассейна. Каким-то образом она нашла в себе силы отказаться выложить три с половиной тысячи за специальные колонки. А затем узнала о потрясающем пульте.

– Извините, что?

Ей рассказали, что существуют особые потрясающие, навороченные пульты. Разумеется, она видела такой в гостиной Лиланда и в гостиных прочего состоятельного народа. Да, они были великолепны настолько, насколько могут быть пулы ты, но Сьюзан не слишком задумывалась об этом. Пока не услышала, что эта переключалка стоит тысячу триста долларов.

– Господи: за что? – спросила она человека, подключавшего ее плазменный телевизор. – Он что, еще и еду готовит? Может определить твой вес? Нет, я не собиралась платить лишнее за пульт, который все это делает, но все же за тринадцать сотен баксов он должен уметь исцелять болезни.

Она сидела у себя в гостиной со Стэном, мастером, который устанавливает плазменные телевизоры в домах богатых и знаменитых. Он ставил систему у Лиланда и прочих. У Дина Брэдбери, Джека Берроуза, Карла Вебера, у всех.

Стэн выглядел смущенным. Возможно, не стоило так с ним говорить, но Сьюзан это мало заботило. Да кто он такой? Просто лишь мерзкий спекулянт дорогущими пультами. Здоровенный светловолосый мужик, сложенный, как футбольный защитник, обмотанный поясом с инструментами, он стоял перед ней вспотевший, с красным лицом.

– Вообще-то, пульт в гостиной у мистера Франклина совершенно другой, – произнес он, откашлявшись. – Тот, о котором я говорил, за тысячу триста долларов, плюс установка… – Стэн замолчал и посмотрел в потолок, чтобы получить еще один неприлично большой счет. – Скажем, четыреста долларов. Значит, такой обойдется… – он поскреб мощную шею грязной загребущей рукой.

– Примерно в тысячу семьсот баксов, – раздраженно перебила его Сьюзан. – Вы мне говорили, что у Лиланда пульт за две тысячи долларов.

Стэн посмотрел на нее так, словно она сделала величайшую в истории человечества ошибку. И, будучи человеком сострадательным, пожалел ее.

– Вообще-то… у Лиланда пульты за две тысячи во всех комнатах. В спальне, на кухне, в комнате Хани, в гостевом домике, в офисе…

Сьюзан непонимающе посмотрела на него.

– Погодите минутку! У Хани есть один из этих здоровенных пультов, которым можно вызвать Аллаха, Будду и кого угодно? Пульт из Мекки?

Проблеск понимания озарил красное лицо Стэна, его широченные плечи облегченно расслабились.

– А, вы имеете в виду большой пульт в его гостиной! – Он мягко рассмеялся, будто говорил со слабоумной или с аутичным ребенком. – О, это совсем другое дело. Эти стоят пять тысяч. Они как «роллс-ройсы» среди телевизионных игрушек.

Сьюзан окружала тишина, внутри и снаружи. Когда она заговорила, голос донесся откуда-то издалека, где не было нужды в деньгах и материальные вещи не имели никакого значения.

– У Лиланда пульт за пять тысяч долларов, вот это вещь.

Стэн улыбнулся от облегчения, наконец-то он нашел причину возникшего недоразумения.

– Но я говорю не о них. Этот другой. Понимаете, этот один из наиболее доступных.

Сьюзан кивнула.

– Вы имеете в виду эти штучки по две тысячи долларов, я понимаю.

– Вам заказать такой?

В итоге этот пульт избавил ее от одержимости желанием потягаться с Лиландом на денежном поприще, чтобы завоевать любовь Хани. Безумный заклад, который, как ей казалось, она должна внести за место в сердце дочери. Наконец Сьюзан удалось прогнать мысль, что она должна обзавестись пультом за пять тысяч долларов, чтобы кто-нибудь полюбил ее, и поскорей! Пульт, который вогнал ее в маниакальную депрессию. Пульт, превративший Лиланда в гея. Он нашел телестанции, до которых не добраться никакому другому пульту, преодолел часовые пояса и наткнулся на шоу, оказавшееся именно тем, что ей сейчас было нужно. Он обнаружил Сьюзан на телевидении в тот момент, когда она там появилась, и сменил канал, когда она ушла.

Но пока Хани пребывала в Бель-Эйр, в похожем на миниатюрный дворец доме Лиланда, с бассейном, где вода не хлорируется, потому что его очищают бесшумные приспособления, невидимые глазу и безвредные для кожи, Сьюзан стояла, застыв в дверях, уставившись в даль, и в отчаянии заламывала руки, думая о том, что происходит там прямо сейчас. Она не в силах это остановить – или повторить.

Вот сейчас они готовят барбекю – какие-нибудь гамбургеры, ребрышки и кукурузу. И кто-нибудь наверняка вырядился в здоровенный поварской колпак. О, там, должно быть, собрались нормальные, семейные родственники Лиланда – с детьми и собаками, и с очаровательным акцентом, они забавляются с водяными пистолетами, бегают, смеются, играют в салочки в высокой, прохладной, идеально подстриженной траве, ухоженный двор за два с половиной миллиона долларов – лучшее место для таких забав. Ужасно весело.

В доме Лиланда у Хани были нормальные дедушка и бабушка, у Сьюзан – только Дорис (Тони вечно отсутствовал). Дорис с ее слезливыми историями о пляжных домах, потерянных из-за мужей («он был игрок»). Насколько поняла Сьюзан, эти сказки на ночь были идеей Дорис. Она спросила Хани, о чем они с Буббе говорят перед сном. Буббе – «бабушка» на идише. Дорис не была еврейкой, но побывала замужем за несколькими евреями, что дало ей право использовать в непростых ситуациях кое-что из их культуры. И давайте уж говорить напрямую, слово «бабуля» Дорис давалось непросто. Так она стала Буббе, Буббе она и осталась. И Хани ответила Сьюзан: «Она сказала, что не переживает из-за дома в Палм-Спрингс, но в пляжном домике была такая прекрасная черепица или что-то еще. А потом она заплакала».