Книга Странники между мирами - Владимир Ленский

Ренье кое-как поднялся. По его щекам ползли разноцветные потеки — косметика размазалась.

— Не угодно ли вам танцевать со мной? — продолжал голос.

Ренье позволил себе осторожно подсмотреть за королевой — и увидел ясно очерченный контур темной розы на гладкой щеке. При сиянии золотистого фонаря, под которым они стояли, роза чуть заметно мерцала.

Теплая рука сжала его пальцы, вторая властно положила ладонь Ренье себе на талию. Ренье чуть помедлил, сбрасывая с ног туфли, а затем потянул королеву на себя и с изумлением ощутил, как она с готовностью подчиняется ему. Медленно, а затем все быстрее они закружили посреди поляны. Ее величество была очень чуткой. Она идеально слушалась партнера и всегда угадывала каждую новую фигуру танца, изобретаемого на ходу.

Вокруг вертелись другие пары, чуть поодаль взрывались шутихи, и неожиданно Ренье увидел прямо перед собой высокий фонтан. Мощная струя лупила прямо в ночное небо, и внутри спрессованной воды плясали многоцветные огни, плененные стихией и вполне счастливые своей участью. С веселой яростью яркие краски переливались в воде, рассыпались брызгами и еще какое-то время, угасая, мерцали в траве — пока их не растаптывали ноги танцующих; прыгали на их одежду, на волосы, на перстни, стекали по лицам.

Повинуясь странному порыву, Ренье покрепче сжал талию эльфийской королевы и вместе с нею прыгнул в фонтан. Высоко над их головами взметнулась струя, чтобы миг спустя обрушиться и утопить обоих в пестром море раздробленных капель и осыпавшихся звезд.

* * *

Подобные знаки внимания имели бы чрезвычайно далеко идущие последствия, будь они оказаны молодому человеку какой-нибудь другой дамой, не королевой. Но коль скоро речь шла о королеве, они значили очень немногое: таков был ее способ испытывать людей. Тем не менее сделалось очевидно, что ее величество нашла нового придворного из окружения Талиессина интересным.

Ренье не мог поверить случившемуся. Как у него хватило нахальства танцевать с королевой да еще затащить ее в фонтан? Как он решился на переодевание в женский наряд? Но самым удивительным было то, что дядя Адобекк оказался прав — ему все это простили, более того, сочли подобное поведение не только допустимым, но и естественным — едва ли не рекомендуемым.

Один только Адобекк не выказывал удовлетворения.

— Слабоватое начало, — подытожил он, когда они возвратились в дом конюшего и устроились на просторной кухне в ожидании, пока прислуга устроит для них умывание и подготовит свежую одежду.

Адобекк развалился на скамейке, под тазами и сковородами, висящими на стене. Медная посуда была начищена и сверкала, и почти такого же цвета было круглое лицо королевского конюшего: разгоряченное, блестящее от пота, побагровевшее в тепле после целой ночи беготни, танцев и манящей близости женщин.

Ренье стоял перед ним, машинально теребя края рукавов. Он не понимал, чем так недоволен дядя.

— Я сделал все, как вы велели, — напомнил молодой человек.

— Ты был растерян! — фыркал Адобекк. — Не ты владел костюмом, но костюм вел тебя — а это недопустимо! Или ты хочешь, чтобы обстоятельства взяли над тобой верх? Ты должен в точности сознавать, чего желаешь добиться, коль скоро вздумал облачиться женщиной!

— Я вздумал? — пробормотал Ренье, сбитый с толку.

— Ну а кто же? — Адобекк уставился на него с негодованием. — По-твоему, это была моя идея? Даже и думать о таком забудь. Отныне все идеи — только твои, даже те, которые были моими...

Ренье уселся рядом. Адобекк покосился на него и чуть отодвинулся.

— В целом недурно, — заключил конюший, — хоть в этом и нет твоей заслуги. В другой раз отнесись к таким вещам посерьезнее.

Талиессин, хоть и не был на этом балу (он далеко не всегда принимал участие в развлечениях «большого двора»), отлично знал о случившемся. Несколько дней он, впрочем, помалкивал, лишь время от времени бросал на Ренье удивленно-насмешливые взгляды, и молодой человек уж думал, что принц никак не выскажется по поводу галантной дерзости своего приближенного. Однако Ренье плохо знал Талиессина, если надеялся на то, что ухаживание за королевой сойдет ему с рук.

Дождавшись, чтобы в саду «малого двора» оказалось как можно больше людей — все четверо «спутников принца» (таков был их официальный статус), двое учителей, а также по случаю несколько слуг, — Талиессин подозвал к себе Ренье и торжественно преподнес ему куклу.

— А это — вам, мой верный защитник! — провозгласил Талиессин.

Разговоры в саду поутихли — всем хотелось послушать, что еще скажет принц и что ответит ему Ренье. По мнению Мегинхара, этот Ренье слишком зазнавался. «Не у всех, к несчастью, имеются влиятельные родственники при большом дворе... Что поделаешь! У одних дядя — королевский конюший и бывший возлюбленный ее величества, а у других вообще нет дяди... В нашем мире, а тем более при царственных особах нельзя ожидать справедливости».

Ренье молча смотрел на куклу. Он знал, что Талиессин дорожит этой безделушкой: она много лет украшала его покои, и принца совершенно очевидно забавляло то, как фарфоровое личико с розовыми щечками и удивленными голубыми глазами выглядит рядом с другими предметами, расположенными в той же комнате: шпагами, кинжалами, метательными ножами и полудоспехом для турниров.

Улыбаясь безрадостно и недобро — «мертво», как определял это Ренье, — Талиессин совал ему куклу. Мягкие тряпичные руки в кружевных рукавах тряслись, ножки в меховых туфельках болтались.

— Однажды вы изволили вступиться за мою даму, так примите же ее под свое покровительство! — продолжал Талиессин. — Клянусь, вам она нужнее, чем мне.

Ренье осторожно взял игрушку. Он не вполне понимал, как следует вести себя. Он даже не поблагодарил за подарок.

Талиессин обтер ладони об одежду и воскликнул с деланой веселостью:

— Вот и превосходно! Теперь вы составите прекрасную пару с моей матерью, раз уж взялись развлекать ее... Она тоже обожает играть с тряпичными куклами. — Талиессин сделал неуловимое, гибкое движение и приблизил лицо с дикими, раскосыми глазами почти вплотную к лицу Ренье. — Учитесь! Учитесь у моей куклы, каково это — быть игрушкой, слышите? Иначе вы пропали!

Ренье зажмурился, боясь, что сейчас случится непоправимое и он расплачется — при слугах, при жадно наблюдающих «спутниках принца», при самом Талиессине. Принц представлялся ему сейчас подросшим детенышем опасного хищника, который начал проверять — получится ли у него убить тех, кого он еще вчера уважал и побаивался.

Неожиданно Ренье вспомнил музыку брата. Когда они с Эмери впервые оказались при дворе и увидели Талиессина, Эмери уловил здесь некую музыкальную тему. Вечером того же дня Эмери сыграл для Ренье новую пьесу и добавил: «Если будешь сомневаться — напевай эту мелодию. Почувствуешь дребезжание, фальшь — знай: что-то происходит не так».

Звенящая, с причудливыми неправильностями и неожиданными переходами тема Талиессина внезапно зазвучала в ушах Ренье. Он почти въяве слышал ее — такой, какой она была призвана в мир впервые клавикордами старшего брата.