Книга Явление - Дидье ван Ковелер

– Какое красивое имя – Натали!

В прилегающих к территории аэропорта бидонвиллях с разноцветными крышами все автомобили стоят с поднятыми капотами, и развалившиеся возле них на раскладных стульях мужчины дружески приветствуют моего водителя поднятием бутылок с пивом. Я же в качестве приветствия удостаиваюсь лишь движений бровью, языком или мизинцем.

– А вот случаев изнасилования у нас как раз не так много, как говорят, – успокаивающе продолжает Сильвия, после того как пару километров мы проезжаем в гробовом молчании.

На каждом перекрестке она меняет очки, чтобы свериться с увесистым, как ежегодник, планом городских улиц. После плутаний по переулкам и объездным путям мы выезжаем на городскую магистраль, с обеих сторон обрамленную домишками, увенчанными необъятными рекламными щитами; хищные улыбки, честные лица при галстуках и сплоченные в предвыборном блаженстве семьи с развевающимися по ветру волосами. Единственной женщине-кандидату не повезло с клеем: она болтается на ветру, со скомканным лицом и разорванными в клочья лозунгами. Строительные краны без строек чередуются посреди общипанных кустов акации и вяло цветущих катальп с заброшенными зданиями. У меня щиплет глаза, и из носа начинает идти кровь. Сильвия успокаивает меня, ведь мы на высоте двух тысяч трехсот метров над уровнем моря: туристам всегда требуется около недели, чтобы привыкнуть. Я поддакиваю. Журнал «Аэромексико» уже предупредил меня: в самой загрязненной столице мира следует говорить не о загрязнении, а о высоте.

При каждом толчке побрякивают три ожерелья четок, прикрепленных к зеркалу заднего вида. На крышке бардачка налеплена выцветшая наклейка, изображающая Хуана Диего, разворачивающего свою расписную тильму перед стоящим на коленях епископом в слезах. Чтобы узнать настроения самих мексиканцев, я спрашиваю у Сильвии, что это за человечек. Она отвечает мне крестным знамением, включает поворотник, потом перечисляет молебны, божественные явления и чудеса, отметившие путь того, кого она, предвосхищая события, уже называет «Сан-Диегито». Внимательно наблюдая за ней в зеркало заднего обзора, я интересуюсь, не слышала ли она о маленьком мальчике с проткнутым рыболовным крючком глазом, чье выздоровление приписывается потенциальному святому. Сильвия не знает его; зато одна ее очень близкая подруга, Никита Гонсалес, полностью излечилась от желудочной язвы благодаря образку Диегито. Уж не говоря об их коллеге, Антонио Партугасе, который по дороге в Оризабу повстречался с НЛО и так горячо молился Диегито, что пришельцы не стали его похищать.

Я тщетно пытаюсь уловить в ее голосе нотки притворства. После всего того, что в течение последних четырех дней я прочитала о Мексике, я ожидала столкнуться с религиозным фанатизмом, но уж никак не с такой бескрайней суеверностью. Чтобы угодить ей, я, придавая своему голосу приличествующую в таких ситуациях набожность, вкрадчиво спрашиваю:

– Но может быть, все эти чудеса совершает сама Дева Мария? Зачем молиться Хуану Диего?

С непреложной логикой она отвечает, что если уж сама Матерь Божья избрала его своим посредником, то мексиканцам грех не уважить ее выбор. Затем она высовывается в боковое окошко и принимается облаивать, по неизвестной мне причине, водителя близняшки нашего «жука», которого только что обогнала. После двух авеню ругательств колесо к колесу она в знак окончания перепалки поднимает стекло и спрашивает, к кому обращалась я, чтобы вылечить мою раковую опухоль. Крайне удивленная тем, что она все-таки уяснила мой недавний намек, я лепечу, что это была лишь вовремя обнаруженная незначительная опухоль в правом легком и что врачам удалось ее вылечить.

– Они всегда так говорят, – понимающе отвечает она, призывая в свидетели Хуана Диего с бардачка. – В тот день, когда они признают, что не могут объяснить причину исчезновения опухоли, им ничего другого не останется, как свернуть дело.

Пробки вынуждают нас ехать шагом. От раскаленного влажного воздуха моя рубашка липнет к сиденью из кожзаменителя. Я смотрю на часы, сверяюсь с программой, говорю ей, что лучше заеду в гостиницу после: я боюсь опоздать на встречу. Протягиваю ей бумажку с адресом Гваделупского исследовательского центра: дом 133, по некоей авеню Талара. Она вновь хватается за свой план городских улиц, качает головой, возвращает мне бумажку и, указывая на мои чемоданы, советует вначале заехать в отель.

Внезапно огромный проспект, где все едут бампер к бамперу, сразу после перекрестка расчищается, вышедший из грузовика и отчаянно жестикулирующий недовольный водитель обвиняюще указывает на накрытое брезентом тело.

– Это закон водителя грузовика, – объясняет Сильвия. – Если он заденет пешехода, то до конца своих дней будет выплачивать ему пособие. Если же подаст назад, чтобы прикончить его, то отделается простым штрафом.

Я воздерживаюсь от нападок на, похоже, подменяющую им совесть логику. Я два года проработала сверхштатным врачом в госпитале в Бамако и думала, что закалилась, но тамошняя жестокость – просто детские шалости по сравнению со здешней. Меня всегда будет возмущать не столько сам ужас преступления, сколько нелепейшие оправдания, которые ему находят.

В стуке кастаньет наш «жук» набирает скорость, чтобы успеть проскочить на красный. Карета «скорой помощи» и два грузовика, оглушительно гудя, едва избегают столкновения с нами. Терзаемая между тошнотой и страхом, я впериваюсь в блаженного с бардачка.

– Молитесь, чтобы мы приехали вовремя? – улыбается Сильвия.

– Чтобы мы приехали целыми.

– За двенадцать лет вождения такси я ни разу не попала в аварию, – заверяет она меня, целуя свой указательный палец, прежде чем любовно приложить его к колпаку Хуана Диего.

Мы въезжаем в старый город – беспорядочное нагромождение построек времен испанской колонизации, полуразрушенных церквей и домов из серого камня, подпирающих друг друга, а местами и поддерживаемых ржавыми балками. Надписи на иллюстрированных щитах призывают пешеходов держаться во время землетрясений середины шоссе. Лабиринт узеньких переулков выводит нас на большую площадь, где преграждающий дорогу полицейский не дает нам повернуть направо. Сильвия высовывается из окна, о чем-то договаривается, повышает голос, показывает на меня. Он даже бровью не поводит, продолжая упрямо указывать влево. Она влезает обратно, просит у меня пятьдесят песо. Я сокрушенно вздыхаю и покорно протягиваю купюру. Она сует ее в руку полицейскому, который тотчас нас пропускает, и через два десятка метров притормаживает на углу проспекта, где и располагается вход в гостиницу. Я замечаю, что мы вполне могли сэкономить пятьдесят песо. Она мило поясняет, что полицейские так мало получают: должны же они как-то зарабатывать себе на жизнь.

– Можете не спешить, я жду вас.

– Мы успеем за четверть часа добраться до исследовательского центра?

– Если будет угодно Диегито, – обещает она с обворожительной улыбкой, рассеивающей все сомнения. – А если нет, подождут. Знаете, в Мексике каждый живет в собственном ритме. Расписание – сродни погоде. Весьма приблизительное понятие.