Книга Раяд - Всеволод Бенигсен

– Я спрашиваю, – неожиданно повторила свой вопрос кассирша, – интересно, что она означает?

– Да какая разница? Я не знаю, – ответил Кроня, смущенный наглой настойчивостью кассирши и чувствуя спиной какое-то неприятное напряжение, разлитое в воздухе сберкассы. Не последнюю роль играла и странная тишина, которая воцарилась с самого начала его беседы с работницей банка – только сейчас Кроня ощутил ее в полной мере.

– Вот так всегда у вас, – сказала кассирша, возвращая книжку с паспортом и глядя Кроне прямо в глаза, – сами про себя ничего не знаете.

– У кого это «у вас»? – опешил Кроня, чувствуя, что начинает терять самообладание.

– У нерусских, – усмехнулась кассирша, протягивая ему деньги, – у кого же еще?

Кроне показалось, что он ослышался. «У нерусских»?! У каких «нерусских»?! Это он – нерусский? Или его отец с четвертью таджикской крови? Кроня почувствовал, что в его мозге, как в каком-то сложном электронном механизме, один за другим отключаются блоки питания.

– Я русский, – стиснув зубы, произнес он и почти автоматически сгреб с металлического блюдца деньги.

– Ага. А я японка, – сказала кассирша и засмеялась.

Кроня, который ни в Казахстане, ни в России, да вообще нигде никогда не сталкивался с подобным сарказмом лично, с ужасом понял, что не знает, что ему противопоставить.

Но это было лишь полбеды. Остальные полбеды заключались в явном одобрении и даже хихиканье стоявших за его спиной людей.

Он схватил деньги и, не поднимая глаз, направился к выходу. Много позже, уже выйдя на улицу, он будет оправдывать это испуганное опускание глаз стыдом не за себя, а якобы за тех, кто одобрительным смехом поддержал отвратительную выходку кассирши. Но сейчас он прекрасно понимал, что стыдится все-таки своей фамилии, и это было гораздо отвратительнее любого смеха за спиной.

– Давай, давай, русский, – язвительно и зло прошипела ему вслед какая-то женщина в очереди. – Получил наши деньги, иди, отдай своей Гюльчатай.

Теперь в сберкассе засмеялись все.

IX

Костя укладывал вещи в спортивную сумку и радовался переезду – квартира давила воспоминаниями о Веронике. Как больному с ампутированной ногой кажется, что он может шевелить пальцами уже несуществующей ноги, так и Косте казалось, что Вероника еще есть. Итальянцы называют это «арто фантазмо» – воображаемая часть тела. Но если больному с ампутированной конечностью достаточно откинуть одеяло, чтобы лично убедиться, что ноги нет, Косте оставалось довериться лишь тому краткому моменту, когда он взглянул на мертвую Веронику, неподвижно лежащую в лакированном, как канцелярский стол, гробу. С этого момента единственным доказательством смерти Вероники было лишь ее отсутствие. Но даже самый близкий человек – это все-таки не часть тела, отсутствие которой очевидно и ежесекундно ощутимо. Какая-то особая упрямая область Костиного мозга продолжила жить дурацкой надеждой на ошибку, и область эта питалась воспоминаниями, которые возникали от бесконечного соприкосновения с привычной реальностью. Теперь эту часть мозга следовало обесточить, лишив ее питательной среды. Переезд был как нельзя более уместен.

Радовалась и Лена, хотя и не очень понимала причину столь внезапных перемен. Отец был немногословен, и за свою короткую жизнь она успела привыкнуть к этой его особенности. Более того, она знала, что «приказы не обсуждаются», и потому, уступая грядущим переменам, старалась не забивать голову лишними мыслями. Она упаковала свой рюкзачок, запихнув туда все самое необходимое: игрушки, фантики, карандаши для рисования, альбом с фотографиями и варежки, которые ей когда-то подарила мама. Затем взяла огромный полиэтиленовый пакет и стала набивать его тем, что не уместилось в рюкзак. Но и пакет оказался мал. Тогда Лена вытащила из-под кровати сумку на колесиках. Вскоре она стояла, окруженная многочисленными сумками и пакетами, посреди комнаты, словно беженец, которому дали возможность взять с собой все, что он сможет унести.

Окинув свой далеко не скудный скарб, Лена вынула варежки из рюкзака и надела на себя. Именно в таком виде ее и застал Костя, заглянув в комнату.

– А варежки-то зачем? – засмеялся он.

– А вдруг там холодно, – невозмутимо пожала плечами Лена.

– Где? – недоуменно спросил Костя.

– Там, куда мы едем. Пап, ну ты же не сказал, куда мы едем, – удивляясь Костиной недогадливости, сказала Лена.

– Да? Вот черт, – засмеялся Костя. – Точно. Забыл. Ладно. Мы вообще-то остаемся в Москве, просто… едем в другое место. На месяц. Там у тебя будет другая школа, новые знакомые, заодно отдохнешь немного от своих тенгизов и ринатов. В общем, небольшая смена обстановки, – добавил он, шутливо щелкнув Лену по кончику носа.

– А потом мы вернемся? – отмахнулась от щелчка, как от мухи, Лена.

– Ну, конечно. Я же говорю, это ненадолго.

– А зачем?

– Так надо.

«Вот оно, – с тоской подумала Лена, – сейчас будет "приказы не обсуждаются"».

Но Костя неожиданно взял ее за руку и присел на корточки.

– Мне нужно тебе кое-что сказать. Только обещай, что будешь делать так, как я тебе скажу. Иначе я поеду один, – шутливо-угрожающе добавил он.

– Обещаю.

– Это как… игра, что ли. Помнишь про Штирлица фильм?

Очень хотелось кивнуть, но фильм она не помнила.

– Э-э-э-э... нет, – склонила она чашу весов в пользу честности.

– Здрасьте, – удивился Костя. – Ну который разведчиком был.

– А-а... Ты теперь – разведчик?

– Ну да, получается, что я как бы Штирлиц. И мне нужна твоя помощь. Согласна?

Лена кивнула.

– Если кто-то будет спрашивать про меня, в школе, на улице, ты говори просто: «Мой папа – инженер», а где конкретно работает, ты не знаешь. Это будет наша тайна. А если спросят, почему переехали, скажешь, просто нашли квартиру и решили снять, а старая была слишком дорогая. Но сами мы из Москвы, на очереди стоим за квартирой. Все запомнила?

Лена обработала поступившую информация и кивнула.

Костя потрепал ее по голове и чмокнул в лоб.

– Ты готова?

– Да, – бодро выкрикнула Лена.

– Все свои вещи собрала? Где они?

– Вон! – гордо выкрикнула Лена и показала на разбухший рюкзак, сумку на колесиках и два огромных полиэтиленовых пакета.

Костя с улыбкой помотал головой.

– Лен, ну мы же не насовсем уезжаем. Я же просил, только самое необходимое.

Лена, вздохнув, принялась распаковывать вещи.

Когда они вышли из дома, солнце было в зените. Весенний воздух прохладным желе качался над землей. Но солнце припекало, и асфальт на улице был местами почти сухой. Лена, щурясь от яркого света, осталась стоять на тротуаре, а Костя побежал ловить машину. Долго ждать не пришлось – через пару минут напротив Кости, взвизгнув всеми деталями своего потрепанного организма, притормозил темно-синий жигуленок. Водитель кавказской внешности наклонился к окну.