Книга Арестант - Андрей Константинов

Навстречу проехала еще одна похоронка. Вот ты и вернулся домой, журналист.

Если бы старший опер Вадим Резаков позвонил Колобку на несколько секунд раньше, вечерняя резня в Кричи-не-кричи могла бы не состояться. Многое могло бы быть иначе… Но Вадим позвонил в тот самый момент, когда Колобок снял трубку, чтобы переговорить с Бабуином. На несколько секунд опоздал старший опер. Всего на несколько секунд. У черной воды Малой Невки затрепетала осина. Пожилой бомж, пьющий портвейн в Кричи-не-кричи, почувствовал странное беспокойство. А у журналиста Обнорского, который ехал в раздолбанном такси из Пулково, вдруг сильно заболела голова. Мелькнула перед глазами занесенная для удара бейсбольная бита и чье-то лицо с раздернутым в крике ртом… Кричи-не-кричи.

В трубке прозвучали частые гудки, и Резаков решил перезвонить попозже. Второй раз он позвонил Колобку спустя минут тридцать, когда тот уже переговорил с Бабуином. Всего на несколько секунд опоздал старший опер!

— Да, слушаю, — произнес бодрым голосом Колобок.

— Здравствуйте, Олег Дмитриевич. Резаков из РУОП. Есть потребность поговорить.

— Здравствуйте, Вадим… э-э-э…

— Романыч, — подсказал Резаков.

— Здравствуйте, Вадим Романыч, — сказал Колобок. Казалось, он нисколько не удивлен звонку. Колобок все еще пребывал в состоянии легкой эйфории после разговора с Бабуином, когда удалось так легко разрешить все вопросы. Жить ему оставалось пять с половиной часов. — Что же нужно РУОПу от скромного коммерсанта?

— Я полагаю, — ответил Резаков, — что у вас возникли некоторые проблемы в связи с выходом Антибиотика.

Вадим не мог видеть своего собеседника, но почувствовал, как тот напрягся.

— Не понял, Вадим Романыч, о каких проблемах речь?

— Вы знаете, что произошло сегодня утром в «Девяткино»?

— Нет… а что произошло сегодня утром в «Девяткино»?

Знает, понял Резаков по дрогнувшему голосу Колобка. Впрочем, и так было очевидно, что знает. Информация об утреннем расстреле уже прошла по радиоканалам. А у братвы есть свой оперативный телеграф. Знаешь, Колобок, знаешь, подумал Резаков и произнес в трубку:

— Зря вы так, Олег Дмитриевич. Я ведь хочу вам помочь. Положение-то у вас не очень завидное. Вы ведь Счетчика знали?

— Вот что, Вадим Романыч, я вам скажу: никаких проблем ни с Антибиотикоми, ни с пестицидами, ни с гербицидами у меня нет. Ежели у вас есть вопросы — присылайте повестку. Я подъеду со своим адвокатом.

Колобок говорил уверенно, напористо. Резаков слушал и недоумевал. Он был убежден, что Палыч уже назначил Колобку стрелку, на этой волне можно было наладить контакт. Братки вслух декларируют неприятие ментов, но, когда их прижмет, запросто идут на сотрудничество. Странно ведет себя Колобок, думал Вадим, очень странно. Вслух он сказал:

— Послушайте, Олег Дмитриевич. Если вы сейчас не один и вам затруднительно говорить — намекните. Я пойму.

— Я один, Вадим Романыч. И у меня, повторяю, нет проблем с лекарственными препаратами.

— Рад за вас, — сухо сказал Вадим. — Если передумаете — звоните.

Опер положил трубку. Нежелание Колобка разговаривать он объяснил себе тем, что мятежный бригадир уже повинился перед Палычем и прощен. Ну что ж вольному воля. По крайней мере, кровопролития не будет. На всякий случай старший опер написал заявку в наружку на установление наблюдения за Олегом Дмитриевичем Хлопиным, оперативная категория — авторитет. Кличка — Колобок.

Вадим посмотрел на часы, ругнулся и пошел подписать заявку к Кудасову. А заодно и доложить о том, что Колобок на контакт не идет.

Никиту Никитича он перехватил в коридоре. Подполковник спешил на внеплановое оперативное совещание у начальника ГУВД. Утренняя бойня в «Девяткино» вызвала большой шум. Начальство топнуло ножкой и нахмурило брови. Кудасову совершенно не хотелось тратить время на бессмысленную говорильню. Реальная работа делалась на земле, а не в кабинетах высокого начальства. После каждого громкого преступления, которых становилось все больше и больше, начинался разбор полетов. Составлялись солидные планы комплексных мероприятий, говорилось о широком круге мер… А сотрудники пятнадцатого отдела сбивались с ног. Подполковник Кудасов считал, что они занимаются пожарными делами. Эффективно бороться с организованной преступностью, был убежден Никита, следует экономическими методами, разрушая фундамент. Посадка на нары одного, двух, десяти авторитетов не сделает погоды. На смену одному посаженному бандиту всегда приходит другой.

Подполковник Кудасов на ходу подписал заявку на наружное наблюдение. На ходу выслушал рассказ Резакова о беседе с Колобком. И пошел на оперативное совещание.

Представитель одного из малых дагестанских народов табасаранец Магомед Магомедов по кличке Мага испытывал мощный прилив сексуального возбуждения. Впрочем, это чувство в той или иной степени он испытывал всегда. Когда же ощущал, что скоро прольется кровь, — сексуальное возбуждение резко возрастало. Гордый сын гор мысленно уже вдыхал тошнотворный запах крови — сорок минут назад он получил заказ на групповое убийство. Выходец из грязного аула разглядывал проходящих по улице белых женщин сквозь тонированное стекло черной «Волги». Всех белых женщин Мага считал проститутками. А поскольку выговорить такое сложное слово ему было не по силам, он называл их блядями.

— Вот эту, — сказал он, указывая пальцем на молоденькую девушку с ярким красным зонтом. «Волга» прижалась к тротуару. Земляк, единоверец и однофамилец Маги — тоже Магомедов, только Ибрагим, выскочил из машины со схемой Санкт-Петербурга в руке.

— Вах, дэвушка, помоги пожалуйста, — начал Ибрагим. — Мы приезжие, заблудились…

Девушка, почти девочка, сначала отшатнулась испуганно. Но табасаранец, держа в руке схему, глядел так просительно. Она могла бы ответить что-нибудь типа: извините, я спешу… Она могла бы просто пройти мимо… но семнадцатилетняя студентка Политехнического подошла к задней дверце «Волги». Ибрагим, оскалив в улыбке золотые коронки, молча схватил ее за волосы.

— Садысь, билядь, быстро, — прошипел горец, выдыхая изо рта смрадный запах, и, пригнув рукой белокурую голову, затолкал девчонку в машину. Он думал, что после Маги тоже будет трахать эту белокожую, светловолосую. Он думал, что волосы на лобке у нее тоже должны быть светлые. Жертва оцепенела. Она была парализована страхом. Звери тоже ощущали этот страх. Он возбуждал их, наполнял чувством превосходства, растекался горячей волной в паху. Дверца хлопнула, на тротуаре остался лежать ярко-красный зонт. Победно зарычал мотор «Волги». Машина уносила жертву и зверей на Комендантский аэродром, где банда горцев снимала квартиру. Сдавший ее инженер уже больше года не получал за нее ни копейки — его запугали до предела. Он никому не жаловался. Он не заявлял и о том, что его жену и дочь изнасиловали у него на глазах, он жил в правовом европейском государстве конца двадцатого века.

Благородные и бесстрашные горцы насиловали Наташу Смирнову три часа. Они могли бы заниматься этим и дольше, но нужно было ехать на дело. Наташу связали скотчем и прицепили наручником к батарее в ванной.