Книга Шпион против майора Пронина - Арсений Замостьянов

— Понято, — понурил голову Виктор.

— Мы выясняем алиби Левицкого. Если у тебя есть свидетельства его пребывания на квартире гражданки в новогоднюю ночь, то алиби мы установили окончательно. И — шабаш. Больше нас личная жизнь товарища Левицкого не интересует. И не смей об этом распространяться. Иначе будешь распоследней бабой.

— Да я уж понял, Иван Николаевич.

— А ты не только пойми, но и запомни. Мы, между прочим, должны еще Левицкому «эмку» найти. Это наша прямая обязанность.

— Кирий с ребятами отправился в Ногинский район. Туда, где видели подозрительную «эмку».

— Это где бензин покупали? Ну-ну. Дорогу осилит идущий. Но я чувствую, что одним Ногинским районом дело не решится.

— У меня есть список всех «эмок», находящихся в частной собственности. Есть около пятидесяти свидетельств о местонахождении различных подозрительных «эмок».

— Подозрительные — это те, для которых шоферы бензин покупают с рук? Нет, так мы никогда не найдем автомобиль Левицкого. Тут нужна схема посложнее. Первое. Воры могли избавиться от автомобиля. Зачем им возить с собой улику? Подозрительный автомобиль обременяет. Значит, нужно искать «эмку» разбитую, взорванную или выброшенную.

— Об этом мы не подумали.

— Я не подумал, я. Будем наверстывать. Есть и второе. К крыше «эмки» Левицкого шофер приделал металлический багажник. Я взял у старика фотографию автомобиля с багажником. Если враги рискнули использовать автомобиль — они могли оставить багажник. Штука полезная. Но «эмок» с такими багажниками немного. Это слишком явная примета.

— Думаешь, они от нее избавились?

— Скорей всего. Но есть шанс — двадцать процентов из ста, — что они пожадничали. Ведь ты же не рассчитываешь поймать шпионов, которые разъезжают на ворованной «эмке»? В лучшем случае мы найдем каких-нибудь уголовников, которые даже при желании не смогут нас вывести на заказчиков.

Виктор уже нахлобучил шапку и поеживался на ветру.

— А меня Райхман вызывал. Обсудить белорусские дела. Размах у него!

— Да уж куда нам до молодого, да раннего Райхмана.

— Он и про вас спрашивал. Говорит, «мы теперь в одной лодке».

— А почему «теперь»? Мы с ним всегда были в одной лодке. Чекисты, как есть. Странные разговоры.

Ковров встретил Пронина угрюмо. С каждым днем он выглядел все мрачнее. Молча указал на кресло и без приветствий начал:

— Бумага на тебя, Иван Николаев. Сурьезная бумага. Опасно ты ходишь, Пронин. Бдительность потерял. Потонешь, дурачина, и меня за собой в трясину потянешь.

— А что стряслось-то?

— Стряслось! — крикнул Ковров. — Ты рассуждаешь, как на светском рауте. Или у тебя железная выдержка, или ты потерял чувство опасности. И то, и другое глупо.

«Значит, железная выдержка — это глупо, — думал Пронин. — Любопытно, расследование по телеграфу его уже не интересует?»

— Еще скажи спасибо, что бумага пришла ко мне! А то бы нас двоих отправили за Можай без предупреждения. Хочешь стать мертвецом?

— Горю желанием.

— Тогда читай. — Ковров достал из папки бумагу и швырнул ее Пронину.

— «Троцкистско-зиновьевский подпольный, центр…» Ерунда какая-то. Меня ж туда внедряли! «Вредительская деятельность… Базаров… Крестинский…» Курам на смех! Даже убийство мне приписали. А Базаров, значит, невинная овечка?

— Поверь мне, Иван Николаич, гораздо более смешные бумаги становились роковыми для десятков честных большевиков. Целую роту можно составить из оклеветанных. Только эта рота никогда не поднимется в бой, потому что мертвецы не поднимаются из-под земли. Поэтому отставить шутки. К этой бумаге нельзя отнестись легкомысленно. Ты знаешь, что вчера такая же бумага пришла на Райхмана? Да-да, на нашего цветущего балетомана и любимца Фортуны!

Пронин сохранял каменное лицо. Только седоватая прядь упала на лоб.

— Ты не удивлен? — насупился Ковров и продолжил кричать: — А если нас всех сдадут в утиль? Если мы все не оправдали доверия? Знаешь, какая в нашей работе форма отставки? — Ковров провел рукой по горлу. — И — «напрасно старушка ждет сына домой». Ты понял?!

— Ты так кричишь, как будто с Барнаулом разговариваешь. А я рядом, в метре от тебя, — Пронин зевнул.

Ковров встал. Поднял руку — кажется, он хотел ударить Пронина — и разочарованно рубанул воздух. Потом со скрипом крутанул сапогами по паркету, изображая па из лихого казачьего танца, и замер.

— Сделаем следующим образом, — сказал он уже не так громко. — Я вынужден подать рапорт наркому о том, что ты замедлил работу с Левицким. Внесу предложение ударить по тебе выговором. Нам всем необходимо, чтобы в этой заварухе хотя бы я остался в безопасности.

— Ясно.

— Что тебе ясно? Думаешь, предатель Ковров, карьерист, иудина душонка? Врешь! Я действовать буду. Вас, дураков, выручать. Кто-то ведет против нас игру. Возможно, грузинские товарищи или ленинградцы. Так пускай они думают, что я против вас, что я хочу потопить и Пронина, и Райхмана.

Пронин продолжал сидеть — нога на ногу — и говорил с Ковровым профессорским тоном:

— У тебя шпиономания. Во-первых, я мало знаком с Райхманом, и объединять нас в группу — верх идиотизма.

— Это не я вас объединил. Это…

— Я тебя не перебивал. Хотя говорил ты похуже Цицерона, Лютера и Керенского. И вместе взятых, и по отдельности. Я не вхожу ни в какую группу, кроме ВКП(б). В моем досье, как тебе известно, написано: «Во фракциях не состоял». И никаких грузин и ленинградцев не существует.

Ковров хмыкнул. Он уже снова сидел в кресле, обхватив ладонями дряблые щеки.

— Может, и этой анонимки не существует? Тогда твое счастье.

— Как видишь, я не обращаю внимания на твои провокации и продолжаю отчет о проделанной работе. Что касается Левицкого, ни о каком замедлении разработки не может быть и речи. Установлено, что в новогоднюю ночь Левицкого не было на Огарева. Он встречал Новый год на улице Воровского, куда отправился общественным транспортом. А «эмка» стояла на Огарева. Все это установлено точно. А Кирий сейчас орудует в Ногинском районе. Ищет «эмку».

Ковров впервые за несколько часов улыбнулся — а такое с этим весельчаком случалось редко.

— Вот Кирий мне нравится. Хороший малый, здоровенный — оглоблей не перешибешь. Лучший в твоей группе. Я его выше Железнова ставлю, не говоря уж про Мишу Лифшица.

Пронину захотелось посовещаться с Железновым и Лифшицем в домашней обстановке. Агаша сварила кофе, напекла творожных слоек. Чекисты собрались в кабинете Пронина. Иван Николаевич полулежал на тахте.

— Противник начал показывать себя. Это хорошо. Значит, мы потянули за ту самую ниточку. Укололи в нерв. Где он, этот нерв? Я предполагаю, что с Левицким нужно еще поработать. Каждый из нас должен пошить у него по костюму. Понятно?