Книга Шпион против майора Пронина - Арсений Замостьянов

— Да уж скажите прямо: от товарища Каменева. Тогда ни вы, ни я, никто не знал, что он нам совсем не товарищ. Никто не заподозрит вас в предательстве. В те дни Каменев пользовался доверием ЦК. К тому же он находился в Петрограде, вы в Москве. Благодарность он вам подписал по представлению московских товарищей. Это не пятно на вашей биографии. Наоборот — вы можете гордиться, что причастны к завоеванию советской власти в Москве.

— Я и горжусь этим. Я горжусь, поверьте! — поспешно затараторил Павловский. — Память тех дней для меня священна! Я комиссар революции, выдвиженец Красина. Таким и помру.

— И хорошо сделаете. Нужно не только родиться, но и умереть коммунистом. Что происходит у вас, Павловский? Мы знаем вас как преданного революции комиссара, и вдруг — такая беспечность в новогоднюю ночь. Или праздник для вас теперь важнее службы?

Павловский утер слезы и посмотрел на Пронина пристально:

— Эх, если бы вы чуточку лучше меня знали, товарищ Пронин. Если бы мы с вами были старинными знакомыми. Вы бы не сомневались, что Николай Павловский не стал мещанином, не зажрался, не заржавел в начальственном кресле. Жена мне говорит: как был Павкой Корчагиным — так им и остался. Для меня вообще этого елочного праздника не существует — спросите у кого угодно. Я в 23.00 лег спать и в четыре утра проснулся, чтобы идти на службу.

Костюм Павловского был аскетичен: старенький потертый френч, солдатские сапоги. И очки он носил самые дешевые, да еще и дужку явно чинили, паяли. Облик соответствовал его словам. Но доверять нельзя ни словам, ни скромному костюму.

— Как могло случиться, что в учреждении, которое возглавляет такой несгибаемый боец, из сейфа пропал документ государственной важности?

— Я знаю, что меня вышибут из партии, — голос Павловского снова дрогнул. — Знаю, что арестуют. Наверное, будут бить. Не отрицайте, я все это знаю. Лучше убейте меня сразу. А стреляться я не буду. Я верю, что еще смогу пригодиться Родине. Не за горами большая война. Я рядовым пойду… Я грудью… — И Павловский снова зарыдал, прикрыв лицо огромным клетчатым платком, в который уже не раз сморкался.

— Ну, будет вам, — Пронин налил ему воды. — Выпейте. А хотите коньяку? — В портфеле Пронина нашлась и фляга. Пронин сразу понял, что святоша Павловский не держал в кабинете коньяку… Он расстегнул Павловскому френч. — Никто не собирается вас бить.

— А я хочу, чтобы били! — завизжал Павловский. — Меня мало убить! Я должен был предвидеть. Я должен был утроить охрану, каждый месяц заказывать новый сейф! У страны украли коды, а у меня украли честь. Кто мне ее вернет? Может быть, сейчас эти коды изучает Черчилль… — Павловский не переставал всхлипывать, сморкаться и утирать слезы.

— Итак, вы ушли домой поздно вечером. Расскажите, как это было. С кем попрощались, что заперли. По порядку и с подробностями.

— В десять вечера я выпил вот за этим столом стакан чаю с ванильным сухарем. Я всегда так делаю, чтобы уже не ужинать дома. В конторе уже никого не было. Работа шла в залах телеграфа, куда круглосуточно приходят клиенты…

— Сейчас меня не интересует общедоступная половина здания. Я спрашиваю про контору.

— Я прошелся по пустым коридорам, гасил свет в кабинетах. Зашел к командиру охраны. После моего ухода он выпускает в коридоры собак. Командир охраны… Товарищ Арефьев заверил меня, что сигнализация работает в штатном режиме и собаки готовы нести службу. Я пожал ему руку и вышел на улицу. Как раз подошел трамвай — почти пустой. Я проехал три остановки и вышел на Пушкинской, чтобы пройти на Большую Бронную, где я живу. Ничего подозрительного я в тот вечер не заметил. Увы… Даже машин поблизости от телеграфа не было. Только на улице Горького было кое-какое движение.

— Кого вы подозреваете? — отрывисто спросил Пронин.

— Я в тупике. Не знаю, о чем думать, кому верить. Первым в голову приходит, конечно, Арефьев. Раньше я его уважал, доверял ему. Все-таки чекист с десятилетним стажем. Спортсмен.

— Его уже арестовали, — отмахнулся Пронин. — Спасибо вам за разговор, товарищ Павловский. Мы еще увидимся. А сейчас — отдохните малость. Чайку, что ли, выпейте. А коньяк я вам оставлю.

— Спасибо, — Павловский посмотрел на него глазами преданной собаки. — Я не пью вообще-то.

— Выпьете как лекарство.

В холле Пронина уже ждал Железнов.

— Ну как?

— Обыкновенная истерика. Слежку за ним нужно продолжать. После разговора с этим страдальцем как будто мыла объелся. А у меня еще Левицкий. Но к нему заявимся вдвоем. Я вот к тебе приглядываюсь и скажу так: знакомство с классным портным тебе не помешает.

— А денег выделите?

— Ковров выделит. Ну, правда, выделит. Нужно тебе светское обмундирование. Ассигнование на костюм обещаю.

— Хорошее повтори и еще раз повтори. Правда, что ли?

— Истинная правда. Повторяю еще и еще раз.

Секреты портного

И снова Пронин наведался к Левицкому. Борис Иосифович долго бегал вокруг него с булавками во рту. Прикладывал к плечам куски ткани, напевал из Утесова, всплескивал руками…

— Этот тон подойдет вам, как я не знаю что.

— А не слишком монументально?

— Я с вас смеюсь, товарищ Пронин. Вы сами — монумент. Серьезный, положительный товарищ. Нельзя вам ходить, как рижский прощелыга.

Потом они сели пить чай. Тут-то Пронин и намекнул на показания соседей…

Левицкий ссутулился и еще сильнее укутался в плед.

— Вы понимаете, Иван Николаевич… Как мужчина, вы должны меня понять… Два месяца назад была у меня одна клиентка. Иногда я делаю и дамские пиджаки. И она…

Пронин прервал его дирижерским движением руки:

— Все понятно. Ни слова больше. Напишите мне только адрес. Я должен проверить, где вы были в ночь на первое января, и указать в отчете показания свидетелей. Иначе эта история никогда не закончится.

Железнов догнал Пронина на улице Горького, возле киоска «Мороженое». Он сиял и от прилива эмоций, несмотря на мороз, вертел ушанку в руках.

— Иван Николаич, я тут такое раскопал… Сведения точные! Этот Левицкий! — Железнов радостно хихикнул. — Этот самый портной, оказывается, посещает дамочку. Ей тридцать два года. Представляешь? Она у него вроде содержанки. Есть еще у нас пережитки! Я тут написал отчет для Коврова. И в новогоднюю ночь, и позже он проводил у нее время. Седина в бороду!

— Давай сюда отчет, — хмуро сказал Пронин.

Железнов протянул ему бумагу, аккуратно сложенную в конверт. Пронин на ходу порвал отчет на мелкие кусочки.

— Что не так, Иван Николаич? — Железнов возмутился. — Ерунда какая-то.

— Ерунда, что ты, Витька. Мы, брат, не гинекологи. Мы чекисты. Иногда нам приходится и в постель к людям лезть. Это противно, но иногда приходится. По острой необходимости. Понимаешь, по острой! Но нужно сохранять деликатность, сохранять человеческий облик. Иначе мы превратимся в ищеек, а то и в сладострастных сплетников. Ты вон с бабками на лавочке обсуди амурные приключения старика Левицкого. Понято?